– Попадание в «Кохрейн»! – воскликнул Трайон. Уже третье, на этот раз – в носовую оконечность. Насколько я помню, брони там нет … так и есть, уже начался пожар!
Бёртон вскинул подзорную трубу. Действительно, полубак броненосца затянуло сизым дымом, его пелена укутывала артиллерийские казематы, мешая наводчикам целиться.
– Ну вот, что я вам говорил? – кептен удовлетворённо усмехнулся. – Похоже, русским удалось то, что до сих пор существовало только в виде умственных построений теоретиков морской войны. Видите – они поставили неприятелю классическую «палочку над «Т», и теперь все их орудия сосредоточат огонь на «Адмиранте Кохрейне». Чилийцы же смогут отвечать только из пары казематных орудий, да и то они не смогут стрелять по одной цели – для этого придётся каждый раз доворачивать, сбивая прицелы собственным комендорам. Что до идущего за ним «Бланко Энкалада», то она способна стрелять только по «Клеопатре», да и то, единственной девятидюймовкой правого борта…
Бёртон перевёл бинокль на концевой русский фрегат, и в этот момент на корме у того сверкнула вспышка.
– Прекрасный выстрел! – прокомментировал Трайон. – Если она после этого останется в линии – я буду сильно удивлён.
Его предсказание пропало втуне. «Герцог Эдинбургский», «Минин» и «Клеопатра» выстроились неровной дугой, в центре которой оказался «Кохрейн». Чилийский флагман несколько раз менял курс, пытаясь вырваться из прицелов русских пушек, но Бутаков, пользуясь преимуществом в ходе, всякий раз сохранял своё преимущество. Снаряды попадали в броненосец один за другим – уже рухнула за борт грот-мачта, сбита труба, пылал, развороченный меткими попаданиями, каземат правого бота.
_ Ещё четверть часа, и им конец. – сказал Трайон. _ Надеюсь, командору Риверосу достанет ума спустить флаг и не губить понапрасну своих людей. Впрочем, если ему приспичило – пусть ещё немного постреляет, тем веселее. Не так ли, мистер Бёртон?
Бёртон собрался ответить, но его прервал крик сигнального уорент-офицера:
– На десять румбов четыре вымпела! Дистанция три с четвертью мили, идут строем фронта. Это перуанцы, сэр!
Кептен Трайон поднял подзорную трубу – и выдал нечто, пригодное, разве что, для написания на заборах. Бёртон посмотрел в указанном направлении и добавил к его проклятиям замысловатую арабскую брань.
В тыл избиваемому чилийскому ордеру выходили из гавани перуанские мониторы. Дым из их труб низко стелился над волнами. Его сносило в сторону берега, и редкая угольная пелена не мешала видеть броневые башни, ворочающиеся на низких, вровень с волнами, палубах.
– Ну, вот и всё, мистер… – Трайон со стуком сложил подзорную трубу и потянулся к амбушюру переговорной трубки. – В машине – будьте готовы дать «фулл спид». Здесь нам больше делать нечего.
– Погодите! – Бёртон схватил офицера за рукав. – Видите, позади строя русской эскадры – белый пароход?
– Да, та самая посудина, которую мы так и не с умели поймать. – подтвердил Трайон. – Рядом с ним русский авизо. Дистанция – мили три с половиной, стоят без хода.
– На его борту те, кому мы обязаны всеми нашими неудачами. – злобно оскалился Бёртон. – Пока русские заняты добиванием командора Ривероса, вы сможете беспрепятственно разделаться с этим перевёртышем. На этот раз им не поможет даже бельгийский флаг!
Трайон дёрнул рукой, освобождая рукав из цепких пальцев.
– Вот что, мистер. – он цедил слова по одному, не скрывая отвращения к собеседнику. – Вы мне смертельно надоели с вашими грязными игрищами. Говорите что угодно, но у сейчас вас есть два варианта. Можете насладиться предстоящим нам плаваньем в своей каюте, к которой я, уж не обессудьте, приставлю вооружённого часового. Или же, можете провести это время в карцере, разумеется, тоже под охраной. Выбор за вами, но «Рэйли» и «Мьютайн» уходят в любом случае.
– Куда? – прохрипел Бёртон.
– Сначала – в Вальпараисо. Там примем уголь – и в Атлантику, в Порт-Стэнли на Фолклендах. А оттуда домой, в Англию. И если вздумаете перечить, или ещё как-то выказывать неповиновение, то имейте в виду: я с огромным удовольствием прикажу вас расстрелять, и пусть меня отдают после этого под суд!
XIV
Гавань Кальяо,
Внешний рейд. Спустя полчаса.
– Пли!
Комендор рванул обшитый тонкой кожей спусковой шнур. Орудие оглушительно ухнуло, отдача сотрясла корпус «Лоа», от киля до клотика единственной кургузой мачты. Многотонная махина с гулом чугунных колёсиков откатилась по направляющим.
– Мимо!
Всплеска от падения бомбы Казанков не заметил – видимо, она пролетела над мачтами «Бланко Энкалады» и канула в воду по ту сторону чилийской колонны. Впрочем, другого результата он не ожидал. Одиннадцать кабельтовых – дистанция для перуанских горе-артиллеристов, считай, запредельная. Помнится, в знаменитом бою с британскими крейсерами, комендоры "Уаскара" не добились ни единого попадания за три с лишним часа – а ведь стреляли с куда меньших дистанций! Да и узкая корма чилийского броненосца, на которую идут, грохоча всеми орудиями, повалишинские мониторы – не самая удобная цель.
– Заряжай, братцы! И ниже, ниже целься! Мажешь, верблюд косорукий!
Чернявый матрос с серьгой в ухе подхватил железными клещами бомбу и налёг на таль. Тяжеленная чугунная чушка оторвалась от тележки-кокора и с лязгом поползла вверх. Матросы налегли на цепи талей и по направляющим, закреплённым на подволоке каземата, покатили чугунного «поросёнка» к дульному срезу орудия. Там уже орудовали прибойниками заряжающие, загоняя в тёплый после выстрела ствол шёлковые картузы полузарядов. Наводчик – перуанец, обруганный «косоруким верблюдом», приник к прицельной планке и крутил винт вертикальной наводки. Смысла начальственной брани он не понял, поскольку прозвучала она традиционно по-русски – а вот недовольство «сеньора капитано русо», напротив, уловил вполне.
Чтобы отдать команду прислуге у единственного орудия, Серёже приходилось наклоняться с риском расшибить голову об острые углы брони. Боевой мостик «Лоа» располагался внутри каземата, прикрытый сверху броневым колпаком, снабжённым узкими смотровыми щелями, слишком узкими, чтобы сквозь них можно было что-нибудь толком разглядеть. Словно он снова оказался на миноноске «Алаи» – только там колпак был ещё теснее, а щели – ещё уже.
К тому же здесь невыносимо душно: валит из люка, ведущего в кочегарку угольная гарь, после каждого выстрела каземат наполняется клубами дыма, остро воняющего серой. Можно, конечно, подняться наверх, на огороженную леерами площадку, и управлять судном оттуда, наслаждаясь свежим морским воздухом и превосходным обзором – но делать это сейчас не стоит. Через несколько минут «Лоа» сблизится с неприятелем, и тогда стрелять по нему будут из всех стволов, от винтовок до казематных девятидюймовок.