Я играл в турнире в Чехословакии в городе Тршинец. В то время ответственным секретарем в Шахматной федерации СССР работал Юрий Зарубин, который пришел на эту должность из газеты «Труд». Человеком он был приятным, но довольно рассеянным. Нередко из-за его забывчивости возникали запутанные ситуации, но по крайней мере однажды это его качество сыграло мне хорошую службу. Турнир в Тршинеце был мужским, а Зарубин счел его юношеским, и с его легкой руки нас с белорусским шахматистом Виктором Купрейчиком направили туда. Мне всего пятнадцать, Виктору немногим больше, и вот мы – два неоперившихся птенца – сидим одни в Москве в гостинице «Аэрофлот» на Ленинградском проспекте и ждем вылета – ждем трое суток ввиду невероятной метели, накрывшей столицу. Неудобств мы не испытывали: авиакомпания предоставила номера и купоны на питание, но тем не менее сейчас представить невозможно ситуацию, чтобы два несовершеннолетних спортсмена оказались предоставлены сами себе и без какого-либо сопровождения спокойно ждали, когда же наладится погода.
Не могу утверждать, но думаю, что в такой ситуации раньше оказывались многие. Нелетная погода – героиня песен и даже фильмов. Ну, кто не помнит бедолагу, ожидающего рейса в Красноярск, в рязановской «Иронии судьбы…»? Снегопады, метели, пурга и сейчас частое явление за Уралом, но в столице климат, безусловно, изменился. Теперь нелетная погода – это густой туман, а снег – неприятность, вызывающая задержку рейсов: очистят полосу, обработают судно от наледи, и, пожалуйста, лети. Да и снег в последние годы стал явлением редким. Зима двадцать первого стала буквально удивительной для москвичей. Огромные сугробы вызывали восхищение и ошеломление, а обильные снегопады, радующие в январе, в феврале уже начали вызывать тоску и беспрестанные жалобы на количество снега. Но ведь еще десять лет назад, а тем более двадцать, в такой московской зиме не было ничего удивительного. До сих пор находятся люди, которые утверждают, будто климат не меняется. Я уверен, что они ошибаются. Я хорошо помню, как в начале семидесятых готовился к какому-то чемпионату в пансионате Министерства обороны в Лианозово и в свободное от шахмат время в самом конце марта свободно переходил реку на беговых лыжах. И все это без малейшей опаски, без тени сомнения в том, что лед может даже не провалиться, а просто треснуть. Теперь хотелось бы мне увидеть московский водоем, на котором в это время года будет лежать хотя бы кусочек льда. И изменения эти происходят повсеместно. Совсем недавно в Голландии и в Бельгии проходили рождественские соревнования конькобежцев, когда спортсмены бегали по замерзшим каналам. Причем турниры проходили по всей Голландии и достигали Бельгии, а сейчас голландские каналы замерзают исключительно на севере в районе Гронингена.
А в шестьдесят шестом году зимняя непогода была явлением вполне обыденным. Мы с Купрейчиком переждали снегопады и, уже закаленные проблемами с дорогой, прибыли на турнир. Возможно, «снежные» неприятности добавили мне бравады, потому что иначе как чудом мое триумфальное шествие по турниру никто объяснить не мог. В первый же день я с разгромным счетом обставил студенческую сборную Чехословакии, в которой играли почти гроссмейстеры. А я – едва получивший звание мастера спорта – выиграл у троих из них и с одним сыграл вничью. Через пару дней молва о юном даровании, которое громит всех, пронеслась по городу, и на турнир начали приходить рабочие с градообразующего предприятия – металлургического комбината. Этот завод – единственное, что осталось в Тршинеце неизменным с того времени. Год назад я решил удовлетворить свое любопытство и во время поездки в Польшу согласился на предложение съездить туда – ведь речь шла о каких-то пятнадцати километрах.
Прежде чем рассказать о своих впечатлениях о современном Тршинеце, хочу поделиться наблюдением о том, что долгие годы благотворительной деятельности позволяют иногда избегать политических провокаций. В Польшу летом двадцатого года я прилетел на большой шахматный фестиваль. Это было первое и единственное событие в то время в нашем виде спорта в Европе. Пандемия коронавируса, бушующая на планете, ненадолго сбавила обороты, и организаторы воспользовались временным, как оказалось, открытием границ, чтобы провести фестиваль. Мне, правда, учитывая обстоятельства, пришлось добираться до Варшавы через Стамбул, но дело того стоило. На мероприятие, что проходило в небольшом курортном городке в районе Польской Силезии
[44], съехались более шестисот человек, я был приглашен единственным почетным гостем и с удовольствием принимал участие в выступлениях, мастер-классах и пресс-конференциях. Замечу, что, несмотря на общеизвестное весьма настороженное отношение поляков к русским, которое обусловлено историческими событиями, я никогда не испытывал на себе какого-либо негатива с их стороны. Но тем не менее во время фестиваля, стоя на трибуне перед журналистами, я был готов к любым каверзным политическим вопросам. Уж слишком напряженными в последнее время стали отношения нашей страны с Европой и Америкой. Какого же было мое удивление, когда по окончании конференции стало ясно, что атмосфера ни на секунду не переставала быть доброжелательной, вопросы никоим образом не касались политических тем, а журналисты умудрились ни разу не спросить о моем отношении к событиям в Белоруссии, где как раз в тот момент беспорядки были в самом разгаре. Что заставило их держать нейтралитет? Не думаю, хотя возможно, что все интервьюеры как один оказались исключительно мудрыми и тактичными людьми, не желающими обострять отношения. Задача журналиста – ковырять, докапывать и зарывать. И наверняка сдержаться очень сложно, когда перед тобой стоит депутат Госдумы, да еще и заместитель председателя Комитета по международным делам. Так что, скорее всего, тайное желание поднять политические темы владело многими, но никто не осмелился этого сделать. Почему же? Некое указание сверху? Благородная просьба организаторов не затрагивать чувств почетного гостя? Их предусмотрительное понимание того, что защищающим прозападную позицию я с удовольствием отвечу и отвечу довольно резко? Не знаю. У меня нет однозначного ответа на вопрос, что послужило сдерживающими факторами для прессы. Может быть, причин было несколько, а возможно, свою роль сыграло и мое многолетнее руководство Фондом мира. Заставлять миротворца произносить резкие слова, будить в нем желание идти на конфликт – неблагодарное дело. Поляки были настроены сохранить добрые отношения и этой пресс-конференцией лишний раз продемонстрировали, что спорт должен оставаться вне политики, о чем, к сожалению, в современном мире остается только мечтать. В Польше мечта стала явью. Пребывание на фестивале оказалась легким, добрым и полным приятных впечатлений, одним из которых стала поездка в Тршинец.
Как это всегда волнительно возвращаться туда, где был много лет назад. С одной стороны, тебе хочется, чтобы ничего не менялось. Это создает иллюзию того, что не меняешься ты сам: не взрослеешь, не растешь, не стареешь. С другой, понимаешь, что отсутствие перемен – зачастую признак упадка и разрухи. Ничего подобного, к счастью, в Тршинеце я не обнаружил. Перемены радовали глаз и заставляли сомневаться в том, что более полувека назад я был именно здесь. Несмотря на то, что гостиница, в которой мы жили и играли, все еще стоит на своем месте, она полностью перестроена. Там, где располагался турнирный зал, теперь отделение банка, лобби и ресторан выглядят ухоженно и современно. В городе много новых красивых домов, а центральная площадь напоминает детский лагерь, где на спортивных и игровых площадках с утра до вечера слышен детский смех. Нет лучшего доказательства хорошей жизни города, чем то, что люди живут там, рожают детей и никуда не торопятся уезжать. Значит, есть работа, есть счастье и есть будущее.
