В Париже семьдесят пятого я познакомился с графом Мо – одним из владельцев известной компании по производству шампанских вин «Moet et Chandont». Интересно, что до войны это были две разные фирмы, две семьи, которые выпускали шампанское, а объединило их участие во французском Сопротивлении. В своих подвалах и погребах укрывали они партизан и борцов с фашистами, что в корне изменило отношение семей друг к другу и превратило из конкурентов в союзников.
Граф Мо был кандидатом в мастера спорта по шахматам, поэтому в Париж он приехал специально для знакомства со мной и сразу же стал уговаривать:
– Анатолий, ты обязательно должен поехать в Шампань. Представь – выступление и сеанс игры в моем родовом поместье! Как же будут счастливы и благодарны мне соседи! И потом, ты просто обязан увидеть производство нашего шампанского. Поверь, это того стоит!
– Я бы с радостью, но это совершенно невозможно. У меня жесткий график. Я должен выступить в Ла-Рошель и в Гавре, потом прием в Париже на Эйфелевой башне, а на следующий день домой. Сроки командировки уже не сдвинуть. – Я отвечал с сожалением. Что говорить, конечно, мне хотелось поехать. До этого мой список производств, которые удалось посетить, конечно, не ограничивался машино- и станкостроительными заводами Челябинской области, но тем не менее предложение посмотреть на то, как делают вина, казалось изыском.
– А сколько тебе дают на переезд из Гавра в Париж? – Как любой руководитель, граф был настойчивым и пытался решить проблему.
– Всего день. – Я понимал абсолютную бесперспективность его предложения, но лицо моего собеседника неожиданно просияло:
– Отлично! Мы все успеем. Я прилечу за тобой.
На несколько секунд я потерял дар речи, потом переспросил:
– Извини, я не ослышался – прилетишь?
– Ну да! – Граф весело хохотнул, чрезвычайно обрадованный и гордый тем, что смог найти решение. – Я не только играю в шахматы, но еще и пилотирую самолеты. Так что доставлю тебя со всеми удобствами сначала в свою родную Шампань, а потом хоть в Париж, хоть куда скажешь.
И вот на небольшом спортивном самолете я пролетаю над замками Луары, над Орлеаном. Охватившего восторга не портят даже испуг и возносимые небу молитвы нашей спутницы – пожилой набожной женщины, сопровождающей меня по линии Общества дружбы. Она проклинает себя за то, что согласилась на перелет, графа, все это затеявшего, самолет, который ввиду своих размеров никак не может лететь спокойно и плавно, как большой пассажирский лайнер, и, конечно, меня – «дурака, которому не сидится на месте».
Вопреки ее ожиданиям, а возможно, и благодаря молитвам приземляемся в Шампани. Я выступаю и провожу сеанс в залах роскошного дворца, а следующим утром спускаюсь в погреба. Каждый встреченный человек здоровается с графом и улыбается ему самой радушной улыбкой, что сразу же поднимает и без того симпатичного человека в моих глазах. Выходит, он не просто рантье, не просто владелец бизнеса, пожинающий плоды с саженцев, что удобряли предки. Вовсе нет. Он рачительный хозяин, ведущий дела самостоятельно и полностью погруженный в свое дело, в котором определенно знает толк. Конечно, его производство меня впечатлило, естественно, что погреба поразили своим изобилием, но больше всего меня удивила работа, которую невозможно автоматизировать: работа по повороту бутылок. Каждый день люди занимаются тем, что в течение 7 часов ходят и поворачивают бутылки ровно на один градус. Работа, требующая огромной концентрации и четкости исполнения. И оплачивался этот труд, надо сказать, весьма неплохо, ведь имел очень неприятный побочный эффект в виде больных суставов кистей рук.
В общем, я нисколько не пожалел о том, что согласился на авантюру, тем более что граф доставил меня в Париж вовремя, как и обещал. Интересно, что впоследствии Мо каким-то образом и совершенно без моего участия познакомился и подружился с Сенокосовым. Вместе приезжали они потом и на турниры в Москву, и на мой матч с Каспаровым в восемьдесят шестом году в Ленинграде. А праздничный вечер и роскошный обед на Эйфелевой башне в семьдесят пятом запомнились мне еще и тем, что вместе с медалью мне вручили переведенную на французский язык книгу Ботвинника «Три матча Анатолия Карпова» о моей борьбе с тремя претендентами – Корчным, Спасским и Полугаевским. Вернувшись в Москву, первым делом звоню автору:
– Михаил Моисеевич, у меня есть сюрприз для вас.
– Какой?
– «Три матча…» на французском. Вы представляете!
– Очень интересно! – оборвал он меня, не дослушав. – У меня на завтра назначено подписание договора в ВААП
[8].
– Действительно интересно. А я вам уже книгу привез.
Впоследствии столкнуться с нечистоплотностью издателей, кстати, пришлось и мне самому. Владелец британского издательства «Pergamon Press» Роберт Максвелл приехал в Москву на очередные переговоры, и генеральный директор ТАСС пригласил меня на совместный обед. Максвелл приезжал в Союз закупать книги советских авторов в большом количестве. Причем среди авторов были и авторы самого высокого ранга: Брежнев, Тихонов и другие видные деятели Коммунистической партии. Вполне естественно, что, познакомившись с чемпионом мира по шахматам, издатель проявил интерес и сказал, что теперь все мои книги переводить и издавать на английском языке будет его компания. На следующий день мы подписали договор на четыре книги, и Максвелл улетел домой. Вернувшись через несколько месяцев, сам позвонил мне и пригласил в Большой театр на «Лебединое». Тогда единственный раз мне посчастливилось смотреть спектакль Большого из так называемой королевской ложи, так как билетами Максвелла обеспечил Владимир Алексеевич Кириллин – заместитель Председателя Совета Министров СССР. Всех, кто должен был сопровождать Роберта в театр, неожиданно вызвали на совещание, и он, точно не могу сказать почему, решил пригласить меня. Сидим в ложе, тихо переговариваемся, задаю давно интересующий меня вопрос:
– Роберт, вы объявляете Леониду Ильичу тираж «Малой земли» в миллион экземпляров. Неужели вы действительно можете продать такое количество этой книги на Западе?
– Вы абсолютно правы, – спокойно соглашается он. – Конечно же нет.
– А в чем же тогда, если не секрет, ваша выгода? Получается, вы терпите колоссальные убытки!
– А кто вам сказал, что я печатаю этот миллион? Я печатаю пару тысяч. Мне всего лишь надо поставить в каждом своем магазине книгу Брежнева, обеспечить книгами презентации, подарить экземпляры почетным гостям, и, возможно, сотню книг я все-таки продам.
– Подождите! – Я окончательно запутался и даже забыл о трагедии белого лебедя на сцене. – Но если вы объявляете автору и подписываете договор на миллионный тираж, вы ведь должны за него заплатить?
– А я плачу, – невозмутимо подтвердил Максвелл, – сразу за миллион. Конечно, я несу убытки, но зато какая реклама по всему миру моему бизнесу.
Так объяснил мне свою политику владелец «Pergamon Press», но кое-что он все же от меня утаил: то, о чем я узнал немного позднее. Прошло полгода, затем и год пролетел, а о переводе и издании моих книг ничего не слышно. Я обратился к Евгении Андреевне Сивовой, которая была тогда начальником Управления по спорту и еще каким-то комитетам, с просьбой отправить официальный запрос. Через два месяца одна книга вышла, а три другие так и не появились. Можно было бы ждать, если бы речь шла о художественной прозе или, например, об автобиографии. Но мои книги были посвящены конкретным турнирам и перестали бы быть актуальными с течением времени. Так что повод беспокоиться действительно был. Я снова отправился к Сивовой.
