– Евгения Андреевна, я передал права, книг нет, а еще хуже то, что нет и возможности издавать мои книги на английском языке. Надо ведь что-то делать!
– Анатолий Евгеньевич, – женщина смотрела на меня очень внимательно, – неужели вы полагаете, что я найду у кого-то поддержку, если выйду с претензиями к этому издателю? Меня просто засмеют.
– Почему же? – Я сразу не понял.
– Понимаете, вы находитесь во второй группе авторов по отношению и уважению. Думаю, не надо говорить о том, кого мы относим к первой группе.
Разумеется, объяснения мне были не нужны.
– Этой первой группе, – продолжала Сивова, – все авторские платят сразу целиком и полностью. Второй – вашей группе – платят аванс перед выпуском книги, а потом и какие-то дивиденды в зависимости от тиража. Вы же что-то получили?
– Да, получаю авторские за первую книгу, а аванс получил за все четыре.
– Прекрасно. Есть еще третья группа авторов, которой Максвелл платит аванс, издает книги, а потом не платит ни копейки, утверждая, что продаж нет.
– Ах, вот как?! – Теперь я начал понимать бизнес англичанина.
– Это еще не все, – Сивова улыбнулась, – есть еще и четвертая – самая многочисленная группа, с которой подписывают договоры, книги выпускают, а денег не переводят. Совсем.
Теперь все стало окончательно понятно: заработок на основной массе обманутых авторов в разы перекрывал Максвеллу убытки, которые он терпел на оплате Брежневу огромных тиражей. А поскольку платил он первому лицу Советского государства исправно, ни у кого не было возможности предъявить претензии и свернуть на территории Советского Союза кипучую деятельность «Pergamon Press». Тут стоит добавить, что впоследствии Максвелл оказался во многом нечист на руку: его обвиняли в финансовых махинациях, в каких-то аферах с пенсионными отчислениями сотрудникам издательства. Да и история смерти медиамагната оказалась весьма загадочной. Однажды утром команда заметила его исчезновение с собственной яхты. Тело Максвелла обнаружили в открытом море, общественности объявили, что он скончался от сердечного приступа, в результате которого и упал за борт, но так ли это было на самом деле – неизвестно.
Но вернемся во Францию, которая подарила мне встречи, приправленные добрыми отношениями с хорошими людьми, а не желанием аферистов нажиться за чужой счет. В восемьдесят восьмом году на турнире в Бельфоре я познакомился с Жан-Полем Тузе. Он был большим поклонником Каспарова, и в момент знакомства мы с ним, честно говоря, никакой симпатии друг к другу не испытали. Тузе был организатором шахматных турниров и международным арбитром, он привел в свой родной Бельфор кубок мира, и, конечно, ему очень хотелось поднять престиж события матчем Карпов – Каспаров. Его начинания всячески поддерживал мэр города, который в то время занимал еще и пост министра обороны Франции. Мэр приехал на открытие турнира, а затем выбрал еще один день для званого обеда, на который пригласил Каспарова и меня. Но Гарри Кимович счел возможным для себя сначала опоздать на прием на сорок минут, а затем, не пробыв и получаса, удалиться. Конечно, французы посчитали такое поведение оскорбительным и совершенно недопустимым, а Жан-Поль с тех пор если и произносил фамилию Каспарова, то исключительно в ироническом ключе.
Зато мы с Тузе крепко подружились. Многим обязан я этому кудрявому рыжеватому великану, весившему все сто сорок килограммов. Был он при этом необычайно подвижным, активным, даже в чем-то агрессивным и ничуть не обладал плавностью и неторопливостью, обычно свойственной людям с крупным весом. Благодаря его усилиям после проведения турнира в восемьдесят восьмом шахматы в Бельфоре начали набирать популярность. Несколько сезонов я даже играл за команду этого города на чемпионате Франции, а в одном сезоне ко мне присоединился и Борис Васильевич Спасский. Поистине пути и дороги в спорте неисповедимы, как и в жизни. Кто бы мог предположить, что три последних года своей шахматной жизни за мою бывшую уральскую команду будет играть Корчной.
Что касается Жан-Поля, он стал моим менеджером – представителем во Франции и директором моей шахматной школы в Бельфоре. В ней до сих пор дела идут достаточно неплохо. Это отдельно стоящее, специально построенное для школы здание с красивыми большими окнами и богатейшей библиотекой. Я всегда с удовольствием там бываю, хотя с именем Тузе связано у меня много французских мест. Сколько дорог мы вместе проехали, сколько интересных путешествий совершили. Одно из особо памятных путешествий Париж – Онфлёр в Нормандии и бретанский Брест. Онфлёр полностью оправдывал свое название
[9] – чудесный городок. Он действительно летом просто утопает в самых разных дивных цветах. Однако впечатления о нем могли стать моими последними впечатлениями в жизни. Ехали мы без особого плана. Хотели посмотреть Сен-Мало, Мон-Сен Мишель, но всё без конкретной цели. Надо было добраться до Бреста за пару дней, а останавливаться решили там, где понравится. Едем вдоль побережья, асфальтированная дорога превращается в грунтовую, освещение пропадает, кругом непроглядная темень. Спрашиваю у Тузе:
– А ты знаешь, где мы?
– Понятия не имею, – пожимает мой друг плечами, сохраняя олимпийское спокойствие.
– Давай посмотрим по карте. – Я почему-то волнуюсь, хотя мы никуда не опаздываем и можем позволить себе заблудиться.
– Да ладно, зачем нам карта? Едем и едем, куда-нибудь приедем. – И он продолжает путь по темной глуши. Во мне нарастает необъяснимое беспокойство. Я не подвластен панике и никоим образом не боюсь незнакомых мест, но в тот момент какая-то внезапная интуиция никак не давала мне покоя и заставила через несколько минут попросить:
– Слушай, давай остановимся!
Жан-Поль закатил глаза к небу: «Ох уж эти мне нервные шахматисты», – но выполнил мою просьбу. Выхожу из машины и сразу слышу громкий звук прибоя. Ни одного дорожного знака, ни одного предупреждения о грозном и смертельном тупике. А ведь стоим мы буквально в тридцати метрах от обрыва, где дорога заканчивается высоченным атлантическим валом, устремляясь с горы прямиком в океан. К счастью, провидение уберегло нас от падения и позволило насладиться еще многими красотами Франции: мощными башнями и фортом Сен-Мало, его совершенно поразительным кафедральным собором Святого Викентия, видами на острова Гран-Бе и Пти-Бе с могилой Шатобриана, всемирно известными отливами в Мон-Сен-Мишель и поездкой с востока Франции на самый запад к Бордо, рядом с которым раскинулся совершенно фантастический городок Подирак с собором, встроенным в скалу, и пещера Ласко в провинции Фуа, где были обнаружены уникальные для Европы наскальные рисунки. Мы могли бы их не увидеть, если бы не характер Тузе. Его девизом по жизни были известные строки, придуманные Кавериным: «Бороться и искать. Найти и не сдаваться». Подъехав к пещере и обнаружив объявление о том, что доступ посетителям сегодня закрыт, он не стал разворачиваться, а нашел служителя и так красочно и убедительно представил меня как великого чемпиона, которого уже лет десять обуревает желание увидеть рисунки в этой пещере, что сторож открыл вход для нас двоих.
