– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю, обрадованный встречей, хотя уже в следующую секунду понимаю, что спрашивать должен был мой друг, потому что его присутствие на форуме совершенно оправданно. Шутка ли, ведь в его активе такие должности, как советник МВФ и советник Федеральной резервной службы США. Впрочем, Кеннет, ничуть не оскорбившись, спокойно отвечает:
– Приехал прочитать лекцию и провести кое-какие курсы.
– Ну конечно. Тебя наверняка счастливы заполучить здесь. – Исправляю положение и признаюсь: – Я приглашен почетным гостем, даже толком не знаю программу, помню только, что не слишком напряженная.
– Да? Тогда, если будет время, присоединяйся к моим мероприятиям, какие будут интересны.
И так благодаря этой встрече с Кеннетом случился в моей жизни еще один забавный эпизод. Я с большим удовольствием воспользовался предложением своего друга и с удовольствием участвовал во всех событиях, которые того заслуживали. Одно из таких мероприятий, устроенных крупной американской компанией, посетил Джон Маккейн, который, едва переступив порог, сразу направился к Кеннету поздороваться. Я стоял рядом и мой друг нас представил. Пожимая мне руку, Маккейн недоверчиво произнес:
– Мне кажется, мы с вами уже встречались.
– Извините, я не припоминаю. – Не сомневаюсь, что никак не мог запамятовать о подобном знакомстве.
– Да нет, я уверен, что знаком с чемпионом мира по шахматам из России.
Тут я уже начал понимать происходящее и аккуратно предположил:
– Наверное, вы перепутали меня с другим чемпионом мира – Каспаровым.
Видимо, я попал в точку, так как Маккейн смутился и, извинившись, быстро отошел. Не знаю, возможно, стоило какое-то время притворяться Гарри Кимовичем, чтобы встреча получилась более интересной. Ведь знакомство с Джоном Маккейном – кандидатом в президенты США на выборах две тысячи восьмого года – не могло меня не заинтриговать. Всегда любопытно побеседовать с неординарной личностью, а человека с биографией Маккейна обыкновенным никак не назовешь. Будучи военным летчиком, он был сбит советской ракетой под Ханоем и взят в плен, в котором пробыл пять лет и был выпущен только в семьдесят третьем году по условиям Парижского соглашения. И это несмотря на то, что переговоры о его освобождении велись постоянно, так как его отец и дед были военными адмиралами США. Конечно, это не могло не отразиться на отношении Маккейна к нашей стране, и хотя в ту короткую встречу никакого личного негатива конкретно в свой адрес я не почувствовал, полагаю, что отношения России и Америки, которые сейчас сложно назвать даже просто сложными, были бы гораздо хуже, если бы тринадцать лет назад Маккейн выиграл выборы.
Если бы меня попросили рассказать, чем отличаются президенты США от руководителей нашей страны, я бы не нашел однозначного ответа на этот вопрос. Да, каждый человек – вселенная. Да, эти вселенные, скорее всего, из разных галактик. У них разный менталитет, разные взгляды на многие проблемы. Но у них одинаковые задачи, похожие амбиции и одна и та же цель: сделать свою страну сильной, могущественной и уважаемой. А в чем они похожи? На этот вопрос ответить намного проще. Во главе любой большой и серьезной державы не может стоять слабый, инфантильный и глупый человек без какой-либо харизмы. В любом случае я никогда не ставил себе задачи сравнивать и оценивать. Но если у читателя есть такое желание, то можно попробовать это сделать. Ведь дальше речь пойдет о моих встречах с лидерами нашей страны.
От Брежнева до наших дней
Многие ошибочно полагают, что меня связывали какие-то личные отношения с Леонидом Ильичом Брежневым. В кулуарах шептались, будто я вхож в кабинет и обладаю полномочиями обращаться к генсеку когда захочу. Между тем на самом деле мы никогда даже ни разу не виделись с Брежневым один на один, хотя встречались, конечно, довольно часто. Когда я говорю, что провел в Колонном зале больше времени, чем Леонид Ильич, я не шучу. Ведь я присутствовал на всех официальных мероприятиях с его участием, а кроме того, в Колонном зале проводились важные шахматные турниры, длившиеся довольно долго, там же проходили и конференции Фонда мира. Даже артисты не могут похвастаться столь продолжительным пребыванием в этих стенах.
В первый раз на официальный прием в Кремль я попал с ограниченной группой талантливой советской молодежи, которую направили поздравить Брежнева с юбилеем. Не могу поделиться никакими особыми воспоминаниями о той встрече, а вот вторая получилась намного более примечательной. Я вернулся в Москву из Багио и должен был лететь в Грузию по приглашению Шеварднадзе, чтобы широко отметить победу над Корчным. Учитывая то, что к матчу я готовился именно в Гаграх, там меня очень ждали и готовились принимать как родного. Я был знаком практически со всем партийным руководством Грузии, а с Шеварднадзе сложились у нас по-настоящему хорошие отношения. Собираюсь улетать из Ленинграда в Тбилиси, как вдруг звонят и сообщают, что завтра меня ждут в Москве.
– Это невозможно! – Начинаю нервничать. – Я завтра встречаюсь с шахматной общественностью Грузии. Меня пригласил Шеварднадзе! Как я могу не поехать?!
– Не переживайте так, Анатолий Евгеньевич. Шеварднадзе тоже завтра будет в Москве, там и встретитесь.
Понимаю, что речь идет о чем-то чрезвычайно важном, спрашиваю:
– Где встретимся?
– У Брежнева, Анатолий Евгеньевич, у Леонида Ильича.
В поисках срочного билета на «Красную стрелу» звоню приятелю – начальнику Октябрьской железной дороги – и узнаю, что возможности уехать нет никакой – вся бронь заявлена обкому партии. Уже не помню, какими окольными путями вышли на управляющего делами обкома и достали мне билет в СВ, но хорошо помню свое удивление, когда обнаружил, что поеду не просто один в купе, а единственным пассажиром во всем вагоне. Вот так, по загадочному стечению обстоятельств, в совершенно королевских условиях я отправился на прием в Кремль за своей первой государственной наградой.
Незадолго до этого у Брежнева случился микроинсульт, который официально подтверждать не хотели. Слухи, однако, просочились, и западная пресса гудела статьями о неважном самочувствии советского лидера. Брежнев, однако, довольно быстро поправился, и дабы усмирить жадных до сенсации акул пера, решили наглядно продемонстрировать всему миру отличное состояние здоровья Леонида Ильича и провести церемонию награждения для небольшого количества людей. Я оказался в этой группе как раз ввиду выигрыша у Корчного.
В Кремле я первым увидел Шеварднадзе, а затем Горбачева, с которым познакомился какое-то время назад в Кисловодске на юбилее Евгения Михайловича Тяжельникова – заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС. Тяжельников, можно сказать, опекал меня с детских лет. Ведь в то время, когда я начал подавать серьезные надежды в шахматах, он работал первым секретарем Челябинского обкома комсомола, и именно ему я обязан своим премированием в десятилетнем возрасте путевкой в «Орленок». Содействовал он мне тогда, конечно, заочно, а лично познакомились мы гораздо позже, но сразу прониклись друг к другу искренней симпатией. И если я на юбилее Тяжельникова оказался ввиду приятельских отношений, то Горбачев присутствовал там по служебной необходимости. Когда-то Михаил Сергеевич был кандидатом на пост первого секретаря ЦК ВЛКСМ и соперничал за эту должность с Тяжельниковым, который тогда его обошел. Правда, никакого напряжения между ними тогда не чувствовалось. Гораздо позже я узнал, что на пост заведующего Отделом пропаганды претендовал и будущий ставленник Горбачева – Александр Николаевич Яковлев. В семьдесят восьмом он был послом Советского Союза в Канаде, и это по его просьбе я приезжал после матча в Монреале в Оттаву и проводил встречи. Тогда я не знал, что в будущем Яковлев доставит немало проблем и Тяжельникову, сместив того с должности и заняв его место, и мне, всеми правдами и неправдами пытаясь не только отобрать у меня шахматную корону, но и пост Председателя Фонда мира. Но об этом чуть дальше. А в Кисловодске мы с Горбачевым мило общались, играли несколько партий в бильярд. Играл он, честно говоря, не слишком хорошо, и Раиса Максимовна довольно быстро его увела. В этой женщине уже тогда читались и порода, и амбиции, и великолепное чувство меры и стиля.
