После восемьдесят пятого года Фонд мира поддерживал существование и интердома вместе с Красным Крестом, но впоследствии нам пришлось тянуть эту финансовую нагрузку в одиночку. Для Фонда стало полной неожиданностью постановление правительства о прекращении деятельности Ивановского интердома. Я узнал, что эту идею протолкнул Геннадий Бурбулис – госсекретарь и самый приближенный в то время к Ельцину человек. Понимая, что отменить его решение может только президент, я снова добился приема у Бориса Николаевича, который никаких подробностей об интердоме не знал. Я рассказал Ельцину, что закрытие интердома станет мощнейшим ударом по международным отношениям, поскольку там есть дети, которые еще учатся в начальной школе, и мы, взяв на себя ответственность за их образование, не имеем никакого морального права отказываться от обязательств. Да, можно не привозить новых детей, но привезенным необходимо дать возможность закончить обучение. Ельцин легко согласился с этим и разрешил интердому продолжать свою деятельность. Однако хитрый Бурбулис, который не хотел уступать, исключил финансирование заведения из госбюджета. И снова помогло обращение к президенту, который обеспечил государственную помощь интернату.
Ивановский интердом существует и по сей день, правда, из элитного учебного заведения он превратился в обычное, но дети живут, получают образование, и это главное. Кроме того, существует Ассоциация выпускников Ивановского интердома. Выпускники его опекают и всячески содействуют его процветанию: помогли со строительством бассейна, с ремонтом, с какими-то другими вопросами. Я бывал на встречах выпускников интердома в Греции и в Китае, а юбилеи интерната мы всегда отмечаем в Москве.
Последний раз Фонд спасал интердом от закрытия, когда на участок земли, на котором расположен интернат, нацелилась ивановская знать. Месторасположение у заведения действительно шикарное: за оградой огромный лесопарк – один из лучших в стране. Конечно, недвижимость, построенная на этом участке, стала бы золотой. Дело представили следующим образом: составили документ, который говорил об упадническом состоянии интерната и передавал заведение в ведомство Министерства обороны. Министерству предлагалось обеспечить финансирование заведения и создать на его территории Суворовское училище. Но самое интересное, что в документе содержалась приписка, которая гласила, что, в случае отказа Министерства обороны от содержания интерната его разрешается просто снести и построить на данном участке любой другой объект.
Мне удалось привезти в Иваново одного из помощников Путина (уже произошла смена власти) и продемонстрировать ему, как все выглядит на самом деле: интердом жив, находится в отличном состоянии, дети учатся и ни на что не жалуются. К счастью, этот милый человек отважился доложить Путину о произошедшей дезинформации, и решение правительства о переформировании и ликвидации интердома сначала приостановили, а затем и отменили. Вот так два российских президента помогли Фонду мира несколько раз отстоять Ивановский интердом, а для меня он стал последним поводом для посещения кабинета президента Российской Федерации.
С Ельциным мы потом периодически встречались на теннисных турнирах, на каких-то других мероприятиях. Всегда обменивались приветственными словами и теплыми пожеланиями. Я уверен, что с таким человеком, каким был Борис Николаевич, у меня легко могли бы сложиться дружеские отношения. Но, к сожалению, этому препятствовала и очевидная занятость нас обоих, и, конечно, тот высокий пост, который он занимал. В любом случае наше общение выходило за рамки строго официального.
С Владимиром Владимировичем Путиным наше общение ограничено его статусом и положением, хотя мы могли бы познакомиться еще во время учебы в ЛГУ. Мы оба были приписаны на военной кафедре к артиллеристам, в одно время ездили на сборы, только экономисты маршировали с одной стороны озера, а юристы – с другой. Но судьба все же отложила наше знакомство до того момента, когда Путин уже стал президентом. Встречались мы только на официальных мероприятиях. Некоторые поводы, такие как вручение государственных наград, были особенно приятны, другие относились к разряду деловых. Особо интересной получилась наша встреча на конференции в Южной Корее. Сначала мы пересеклись на бизнес-части, а затем вечером того же дня Путин вместе с президентом Южной Кореи приехал на встречу общественных организаций. Волей случая я оказался за одним столом с Виктором Садовничим и Людмилой Вербицкой – ректорами МГУ и СПбГУ. Конечно, стол руководителей таких значимых учебных заведений находился в заметном месте. Но тем не менее удивление присутствующих было значительным, когда, проходя к сцене мимо нашего стола, Путин остановился и поздоровался с каждым за руку. И это незначительное удивление обернулось настоящим шоком, когда на обратном пути президент России вовсе отстал от своей южнокорейской коллеги, вернулся к нашему столу и завел разговор со мной. Видимо, моя персона его заинтересовала потому, что меня включили в делегацию по запросу Южной Кореи. Наверное, президенту были любопытны мои южнокорейские связи, в которых между тем не было ничего необычного: я был хорошо знаком с одним из ключевых людей в парламенте этой страны, и Фонд сотрудничал с Южной Кореей по некоторым вопросам.
Что касается отношения Путина к шахматам, смею предположить, что к нашему виду спорта относится он с большим интересом и уважением. Известно, что президент предпочитает дзюдо, но тем не менее когда-то он нашел время посетить в один год два шахматных турнира: чемпионат мира и соревнования «Белой ладьи». Знающие люди говорили, что прежде президент не удостаивал своим вниманием соревнования в одной спортивной дисциплине дважды за год. Шахматистов он принимает и в Москве, и в Адлере, и у меня сложилось впечатление, что мы пользуемся особым расположением президента. И, несмотря на то что я не имею никакого представления о его шахматных умениях, могу смело утверждать, что к шахматам Владимир Владимирович относится благосклонно.
Хорошие отношения всегда связывали меня и с лидерами ближайшего соседа России – Белоруссии. В восьмидесятом году я приехал в Минск почетным гостем на чемпионат Советского Союза и познакомился с Петром Мироновичем Машеровым. Не смущаясь, сказал ему о том, что интерес к шахматам в Минске есть, а шахматного клуба нет. И Машеров на следующем же заседании Политбюро ЦК Компартии Белоруссии предложил передать только что построенное новое здание Дома писателей шахматному клубу. Писатели тогда располагались в очень приличном особняке, новый дом должен был расширить их площади, но Машеров решил, что образованные приличные люди могут повременить с расширением и поделиться с шахматистами, у которых вовсе не было помещения. Так в кратчайшие сроки в Минске открыли клуб, причем совершенно шикарный: с турнирным залом и другими важными служебными помещениями.
По поводу шахматного клуба случилась и моя первая встреча с Александром Лукашенко. Я приехал в Минск на Всемирную конференцию ЮНИСЕФ. По протоколу мое общение с президентом Белоруссии должно было происходить на общественные темы. В стране очень сильное отделение Фонда мира, мы активно сотрудничали по Чернобыльской программе, вместе проводили телемарафон, совместно работали по многим важным вопросам. Но буквально накануне приема у Лукашенко ко мне обратился один из местных шахматистов и рассказал, что у них собираются отнять шахматный клуб. К тому времени клуб уже занимал не все здание, а только его треть, и вот теперь шахматистов вознамерились выгнать окончательно. Этот человек назвал мне фамилию помощника Лукашенко, ответственного за это безобразие. И когда на следующий день я увидел, что тот самый помощник присутствует на нашей встрече с президентом, я внутренне улыбнулся. Ведь сейчас я заставлю его пережить несколько совсем не приятных мгновений.
