В назначенный час на улице напротив входа в консульство выстроился британский почетный караул, а рядом, ради поддержания порядка, находился броневик. Британский консул, мистер Макларен, присутствовал вместе со своими русскими и французскими советниками в парадной форме, а всю полицию персидского города сформировали в отряд под началом начальника полиции. Я открыл церемонию краткой речью, в которой объяснил суть данного события и выразил надежду, что в этот день мы окончательно покончим со всяческой неприязнью между нами и персами, вызванной исключительно недопониманием, и положим начало эпохе мира, дружбы и взаимного уважения. За этим последовали речи в том же духе, произнесенные каждым из присутствующих консулов. Подняли флаг, и почетный караул произвел салют. Затем вперед вышел начальник персидской полиции, принес смиренные извинения за поведение его подчиненных в недавних беспорядках и пообещал от ее имени лучшее поведение в будущем. Потом вся полиция прошла мимо флага, отдавая ему честь, тем самым приведя церемонию к очень живописному и достойному завершению. Затем мистер Макларен передал свои обязанности назначенному вместо него мистеру Мойру, с которым я расставался с огромным сожалением.
На следующий день мы выехали в Казвин, добравшись до места назначения, избежав стрельбы по дороге, что показало эффективность нашей системы пикетов. В Казвине я смог подвести итоги последних событий и обдумать наши дальнейшие действия. В отношении первого у нас имелись все основания для удовлетворения, а в отношении последнего — все основания для надежды.
Здесь уместно сказать несколько слов о наших достижениях на сегодняшний день и рассмотреть, что произошло бы, если бы «Данстерфорс», имея целью помешать туркам в этих краях, не занял позиции на дороге Керманшах — Хамадан — Казвин в феврале — марте 1918 года. Очевидно, что в таком случае вражеские части заняли бы Биджар и Зенджан, войдя в прямое соприкосновение с дженгелийцами, тем самым чрезвычайно усилив позиции последних. В апреле, мае и июне, не будь нас на месте для сотрудничества с Бичераховым против дженгелийцев, последние не стали бы возражать против прохождения казаков через их страну, и у Бичерахова отсутствовал бы стимул для того, чтобы изменить свой маршрут ради сражения с людьми, которые не намеревались досаждать ему. Его интересы в Персии совершенно иссякли, и единственным желанием Бичерахова был вывод своих войск из страны на Кавказ — желание, которое во всех отношениях соответствовало настроению Кучек-хана, который был бы только рад облегчить его эвакуацию. Таким образом, армия дженгелийцев под руководством германских и австрийских командиров, снабженная турецким оружием и боеприпасами, не встретила бы никакого сопротивления в своем наступлении на Казвин и Тегеран, а вооруженное население Хамадана и других городов под предводительством своих демократических лидеров подняло бы знамя дженгелийцев и присоединилось бы к революции. Всю Северную Персию захлестнул бы большевизм (в который вскоре выродился бы «кучекизм»). Британскому посольству в Тегеране, сотрудникам Имперского банка и Индоевропейского телеграфа, консулам и миссионерам пришлось бы бежать из страны, и им бы повезло, если бы они остались в живых. Может показаться, что строить все эти предположения о перспективах успеха такой армии, как армия Кучек-хана, это уж слишком, но я не считаю, что нарисованная мной зловещая картина возможных непредвиденных обстоятельств хоть в малейшей степени преувеличена.
И наконец, когда всю Северную Персию охватит большевизм, остальная часть Персии последует этому примеру и соединится с Туркестаном, а вся Центральная Азия и Афганистан будут повержены в хаос. Это именно та карта, которую разыгрывали немцы в этих краях, и кровь стынет в жилах при мысли о том, как близки они были к гигантскому успеху. Можно справедливо утверждать, что действия наших сил были единственной причиной полного провала этих далекоидущих усилий германской дипломатии.
Глава 11. Турки, неверные и еретики
Возвращаясь в Казвин, чувствуешь, будто едешь домой.
Как же изменился Казвин по сравнению с тем городом, что корчил нам рожи в феврале! Теперь не осталось ничего, кроме улыбок и вежливых знаков внимания. Губернатор позвонил, дабы справиться о моем здоровье, раис-и-телефон благодарно улыбнулся, когда я проезжал мимо него по главной улице в своей машине, и жители в целом выглядели веселыми и дружелюбными. К этому времени мы уже дали английские названия всем улицам в этих персидских городах, чтобы облегчить проезд водителям. Таким образом, Оксфорд-стрит, Пикадилли и Стрэнд встречались в каждом городе как живое напоминание о Родине.
Навязывание подобной терминологии улицам местных исторических городов может показаться в какой-то степени вандализмом, и нам поступало множество разных предложений относительно более подходящих названий, увековечивающих память героев древней истории Персии. Эти предложения выглядели для нас крайне привлекательными с эстетической точки зрения, но в военное время важнее всего чисто утилитарное назначение. Выбранные названия легко могли запомнить водители грузовиков, и их звучание поднимало бы им настроение. Воспоминания о доблестном Рустаме
[23] и других персидских героях славного прошлого оказались бы за пределами их восприятия или памяти.
Вполне возможно, что наши названия заставили Кира, Дария, Ксеркса и Александра Великого перевернуться в своих могилах; если так, то я сожалею об этом. Несмотря на наше историческое окружение, мы должны были быть ультрасовременными; и я уверен, что названия улиц не могли и вполовину так огорчить духи древних героев, как мой «Билль о переходе на летнее время».
Когда наступил период длинных летних дней, мне показалось неразумным, что весь этот дневной свет пропадает впустую, поэтому я приказал перевести все часы на два часа вперед. В течение сорока восьми часов царило великое смятение, а потом оказалось, что новое время ничем не отличается от старого. Эта схема принесла большую выгоду, с моей точки зрения, но, по мнению всех остальных, стала настоящим провалом. Перенос времени, безусловно, привел к тому, что я добился от каждого еще по два часа работы в день, что и являлось тем успехом, к которому я стремился, хотя, как именно это было достигнуто, трудно объяснить. На первый взгляд все выглядело вполне сбалансированно. Вы начинаете день на два часа раньше и заканчиваете его на два часа позже. Но на практике эти два дополнительных часа каким-то образом входят в рабочее время, и у вас все еще остается много времени для упражнений и отдыха. Удивительно, как часы обманывают человеческий разум. Если бы я приказал конвоям отправляться в 4 часа утра, водители и путники были бы недовольны, но, если при взгляде на свои часы они видят стрелки, показывающие 6 утра (хотя они помнят, что сейчас всего лишь 4 часа утра реального времени), они воспринимают это довольно бодро.
В эти дни на долю водителей выпало довольно много беспокойства. Мало того что их вахты оказались сдвинуты на два часа вперед, но от Хамадана на север они должны были ехать по новым дорожным правилам, дабы соответствовать русскому или персидскому правилу «держаться правой стороны». Если бы, вдобавок к сдвинутому времени и новым дорожным правилам, они столкнулись еще и с улицами, названными в честь персидских героев, они бы сошли с ума. Только бодрые вывески с названиями Пикадилли и Лестер-сквер не давали им почувствовать, будто они оказались в Стране чудес вместе с Мартовским Зайцем и Алисой.
