Отдельно стоит отметить именно публичный характер Ипподрома. Это место, где философы могут состязаться с императором в остроумии, причем не в пользу последнего (II, 82; Par. 63). Это и место, где решались основные политические вопросы Города: значение народа, как собрания свободных граждан, в жизни Константинополя подчеркивается неоднократно. Даже стену Константинополя строят эти партии – димы, а не сам император, причем отдельное внимание уделяется соревновательности процесса. Отдельно в этом фрагменте указываются предводители этих димов: «Магдала у партии Голубых и его брат Харисий у партии Зеленых, вместе с их родственником Евлампием», подчеркивая значение вклада конкретных представителей «общества» в общее дело Города.
Несмотря на то, что Патрии сфокусированы на описании мест, зданий и статуй, здесь упоминаются и разнообразные повседневные практики обычных горожан, что делает описание улиц Константинополя более живым. Чаще всего это народные этимологии топонимов, с позиции «здравого смысла» объясняющие читателю «непонятные» названия мест, которые автору не удается объяснить через имя их прежнего владельца или строителя. Так, храм Богородицы был прозван Кристаллом «потому, что проезжая там верхом зимой, Лев [I] Макелла упал на льду (κρύσταλλоς) и дал ему такое имя» (III, 176), а район Фоколисф – потому, что, «когда император Фока садился на коня, тот споткнулся (ὀλισθῆσαι) там и упал» (III, 34). Ксилинитская обитель «носит это имя из-за того, что монахини используют в качестве обуви деревянные туфли (ξυλίνоι)» (III, 195). Все храмы св. Анны (матери Богородицы) в столице связаны с тем, что императрица неожиданно разрешилась удачно от бремени (III, 41, 79, 107). Про Форум говорится, что «стоял там и поросенок, символизировавший вопли на рынке, и голая статуя, символизировавшая бесстыдство продавцов и покупателей» (II, 103). Не остается без внимания и интеллектуальная жизнь Константинополя: упоминаются, например, Вселенское училище – патриарший «университет» (III, 31), гавань Юлиана, где – пусть даже явно фантастично – проходили диспуты между латинскими, фиванскими, афинскими, элладскими и константинопольскими мудрецами (III, 37), или же совсем пикантные по византийским меркам подробности внутреннего убранства известного в Городе публичного дома (II, 65).
Все эти истории не имеют никакой особой системы и либо служат задаче развлечь читателя, либо удовлетворяют простой «этнографический» интерес автора эпохи энциклопедизма. Маловероятно, что в цели составителя Патрий входило показать Константинополь через образ повседневной жизни горожан, но его желание охватить все стороны городской жизни проявляется в эти моменты очень ярко. Так или иначе, благодаря включению этих сведений в текст Патрий тот перестает распадаться на отдельные смысловые фрагменты описания «языческого», «христианского», «имперского», «аристократического», «философского» или «женского» пространств и становится гораздо более разнообразным и живым источником сведений о жизни византийской столицы.
Эта фиксация городского многообразия, пожалуй, и становится для сегодняшнего читателя главным смыслом, который он может вынести из текста Патрий. Посредством всех идей и контекстов, которые мы перечислили выше, автор Патрий создает особый миф о Константинополе, где одновременно пересекаются христианские, мифологические и имперские мотивы, задающие для его жителей некую динамику и иерархию способов мыслить и говорить о своем собственном Городе. Принципиальная особенность этого пространства состоит в том, что его смысл нельзя редуцировать до какой-то одной идеи, которая создавала бы общий и понятный для всех миф. Город – не только Константинополь – так или иначе требует постоянной смены точек зрения, требует своих легенд и своих «философов», которым интересно его исследовать. Только тогда наше представление о городском пространстве мгновенно и многократно расширяется, причем расширяется не психологически (т. е. в многообразии опыта), а символически (в разнообразии смыслов). В этом отношении текст Патрий, пожалуй, как никакой другой умеет показывать своему читателю все это одновременное многообразие взглядов.
А.Ю. Виноградов, А.А. Кравченко
Императоры, упомянутые в патриях
Октавиан Август – 27 до н. э. – 14
Траян – 98–117
Адриан – 117–138
Септимий Север – 193–211
Каракалла – 211–217
Галлиен – 253–263
Валериан – 253–260
Аврелиан – 270–275
Кар – 282–283
Нумериан – 283–284
Диоклетиан – 284–305
Максимиан Геркулий – 285–305; 306–308; 310
Максенций – 306–312
Лициний –308–324
Константин I Великий – 312–337
Константин II (на Западе) – 337–340
Констант I – 337–350
Констанций II – 337–361
Юлиан Отступник – 361–363
Валентиниан I (на Западе) – 364–375
Валент – 364–378
Грациан (на Западе) – 375–383
Феодосий I Великий, Испанец, Старший, Отец – 379–395
Аркадий – 395–408
Гонорий (на Западе) – 395–423
Феодосий II Младший – 408–450
Валентиниан III (на Западе) – 425–455
Маркиан – 450–457
Лев I Макелла Великий –457–474
Зинон – 474–491
Василиск – 475–476
Анастасий Дикор – 491–518
Юстин I Фракиец – 518–527
Юстиниан I Великий, Старший – 527–565
Юстин II – 565–578
Тиверий I Фракиец – 578–582
Маврикий – 582–602
Фока Каппадокиец, Стратиот – 602–610
Ираклий – 610–641
Констант II Погонат – 641–668
Константин IV – 668–685
Юстиниан II Безносый, Тиран – 685–695, 705–711
Леонтий – 695–698
Тиверий II Апсимар – 698–705
Филиппик Вардан – 711–713
Лев III (Конон) Исавр, Сириец – 717–741
Константин V Копроним – 740–775
Артавасд –741–743
Лев IV – 775–780
Константин VI Слепой – 780–797
Ирина – 797–802
Никифор I Селевкиец – 802–811
Михаил I Рангаве – 811–813
Лев V Армянин – 813–820
Михаил II Заика Амориец – 820–829
Феофил – 829–842
Михаил III – 842–867
Василий I – 867–886
Лев VI – 886–912
Константин VII Багрянородный – 912–920, 944–959
