В своей биографии, которую написал Майкл Кинг, она объяснила значение этого марша:
«Для меня в нем было несколько важных черт. Я хотела привлечь внимание к бедственному положению маори, оставшихся без земли. Я хотела указать на тот факт, что люди, теряющие землю, теряют и свою культуру. Я хотела остановить дальнейшую конфискацию собственности маори и убедить корону вернуть маори земли, которые очень важны для их традиций. Сам марш должен был привлечь внимание к этим проблемам, пробудить самосознание маори и совесть пакеха.
Я согласилась возглавить его потому, что великие лидеры прошлого умерли — Кэрролл, Нгата Бак, Те Пуэя, Тау Хенаре, Парер Паикеа.
Я была последней, кто знал всех этих людей. Я общалась с ними, смотрела на них и слушала их, и свою сокровищницу знаний я наполнила с их помощью. Я хотела применить эти знания с пользой»
Фину уже обвиняли в авторитарности, а во время марша она прогоняла всех, кто по вечерам ходил выпить. Это паломничество должно было стать глубоко духовным и символичным. Когда они пришли в парламент, Фина продемонстрировала участниками шествия единение племен маори и ловко перевела тему на конфискацию земель. Однако в конце марша более молодые и радикально настроенные протестующие разбили лагерь перед зданием парламента и потребовали от правительства конкретных результатов. Фина была более консервативной и неконфликтной (кроме той части рассказа, в которой она возглавила марш длиной в 1100 километров и размахивала тростью). Некоторых протестующих это разозлило, и они взбушевались еще больше, когда она приняла почести от британского правительства, присвоившего ей титул дамы. Несколько радикально настроенных маори прервали церемонию, полагая, что Фина продалась пакеха, приняв от них почести.
Тем не менее, нельзя отрицать, что Фина была выдающимся лидером и активистом, который рождается раз в поколение, особенно если учесть, что она лично посетила марае каждого маорийского племени и потрясла перед ним своей тростью, призывая присоединиться к маршу. Вначале она столкнулась с сопротивлением министра по делам маори в правительстве, который решил, что марш устроили в знак протеста против него и его представительства маори в правительстве Новой Зеландии. Он попросил Фину с ним встретиться, а она отказалась, потому что уже приняла решение провести марш. Тогда его секретарь сказал: «Очень хорошо. Мы закроем все марае на вашем маршруте», — чтобы им негде было остановиться по пути. Фина ответила: «Ничего страшного, пока не закрыта дорога, мы будем спать на ней», — и министр отступил.
Фине даже удалось добиться разрешения для участников марша стать первыми пешеходами, которые перейдут мост Окленд Харбор. Она вызвала сенсацию в СМИ и стала лицом всей Новой Зеландии. Во время шествия марширующие собирали подписи маорийских лидеров и старейшин по всему острову, а во главе колонны несли пувенуа, деревянный столб, которым обозначают границы своей земли. Протестующие ни разу за все шествие не опустили столб на землю, таким образом показывая, сколько земли потеряли маори.
До последнего дня своей жизни (а прожила она 98 лет) Фина всегда была впереди. Когда ей было 87 лет, один журналист писал: «Решительный голос Фины Купер в телефонной трубке по-прежнему заставляет сжиматься сердце любого госслужащего». Она была неумолима, и, если хотела чего-то добиться, то это было сделано, и неважно, соглашались ли с ней другие. Фина верила, что жители Новой Зеландии должны стать единым народом — и маори, и пакеха, — а другие маори хотели (и по-прежнему хотят) отделить нацию маори от остальных в Новой Зеландии. Ее наследие по-прежнему вызывает споры, зато ее лидерство задало направление диалогу о колониальном наследии нации.
Возможно, именно такой и стоит запомнить Фину, история которой сложна и противоречива. Как рассказывает ее биограф Майкл Кинг, она была «хе вахини рири, хе вахине авина, хе вахине ароха — сердитой женщиной, надежной женщиной, любящей женщиной».
74. Сьюзен Ляфлеш Пикотт (1865–1915 гг.)
В детстве Сьюзен Ляфлеш Пикотт увидела, как умирает женщина в резервации Омахи в Небраске. Эту женщину белый доктор отказался лечить, потому что предпочел оставаться злым расистом вместо того, чтобы спасти человеческую жизнь. Тогда Сьюзен решила сама стать врачом, чтобы члены ее общины не зависели от прихотей злых расистов, работавших в здравоохранении.
Когда ей было 14 лет, ее отец, вождь Джозеф Ляфлеш, или Железные глаза, поддержал ее желание продолжать образование, для чего ей нужно было на какое-то время уехать из резервации. Она поступила в Институт Хэмптона в Вирджинии — исторический колледж для темнокожих, где училось много коренных американцев, которых не очень-то жаловали в университетах для белых, по причине непостижимых страхов и предубеждений белых людей. Сьюзен отправилась в Женский медицинский колледж в Пенсильвании — одно из немногих мест, где женщины в то время могли изучать медицину, и легко закончила его первой на курсе. Она считается первой коренной американкой, получившей медицинское образование, и во многом была живым воплощением «эмодзи» с маникюром. Сьюзан вернулась в Небраску, где стала единственным доктором на население из 1300 человек во всей Омахе на территории 3500 квадратных километров. Она возглавляла здравоохранительные кампании против пьянства и в поддержку профилактики туберкулеза. Она работала день и ночь, не только помогая своему сообществу как врач, но и разрешая финансовые и семейные неурядицы. В 1894 году она вышла замуж и переехала в Бэнкрофт в Небраске, где в итоге открыла частную практику и лечила и белых, и цветных, потому что сама не была злым расистом.
В 1913 году она открыла больницу в резервации в Небраске. Когда умер ее муж, Сьюзен пришлось бодаться с федеральным правительством за право унаследовать его землю. Земля должна была перейти к наследнику мужского пола, а не к ней, потому что не может же такого быть, чтобы женщина сама справилась с мужской землей. Она стала выступать в защиту других жителей Омахи, которым приходилось бороться с бюро по делам индейцев за землю и деньги, которые им были должны. Она была не только врачом, но и лидером сообщества и одной из тех людей, у которых внутри светящийся шар бесконечной энергии, — и это при том, что сама она страдала от хронического заболевания. Во времена Сьюзен никто слыхом не слыхивал о том, чтобы женщина продолжала работать после вступления в брак, а особенно после рождения детей, но, к счастью, Сьюзен это было по барабану, и потому она спасла еще много жизней.
75. Соджорнер Трут (1797–1883 гг.)
На «Ютьюбе» можно найти запись, на которой актриса Керри Вашингтон говорит знаменитую речь Соджорнер Трут под названием «Разве я не женщина?», которую она произнесла на Конвенции по правам женщин в Акроне в Огайо в 1851 году. Эта речь представляет собой великолепный образец дерзкого и остроумного публичного выступления аболиционистки против рабства и за права женщин, которое каждые несколько строк прерывается вопросом «Разве я не женщина?»
Это удивительный, драматичный, эмоциональный монолог, в котором она, бывшая рабыня, то и дело вопрошает, «считается» ли она той женщиной, которую якобы хочет освободить яростная толпа, собравшаяся на женской конференции.
