Впрочем, одна группа животных в связи с этим заслуживает особого упоминания — это головоногие моллюски: осьминоги, кальмары и каракатицы. У многих из них есть специализированные клетки кожи — хроматофоры, которые способны активно менять цвет под управлением высокоразвитой нервной системы животного. Что любопытно, управляет этими процессами не всегда головной мозг, хотя головоногие обладают самым сложным мозгом среди всех беспозвоночных. Некоторые из реакций смены окраски в ответ на раздражители, по-видимому, представляют собой аналог того, что принято называть рефлексами. Так или иначе, умопомрачительная пестрота узоров, в особенности у каракатиц, отличается такой сложностью и такой переменчивой динамикой, что трудно отделаться от мысли, будто эти краски служат основой высокоразвитого языка. На самом деле у нас достаточно данных, подтверждающих, что эти психоделические представления со сменой цветов — не язык как таковой, а способ демонстрировать элементарные эмоциональные состояния другим каракатицам, а также, как ни странно, — сбивать с толку и, по сути, гипнотизировать добычу, прежде чем наброситься на нее.
Конечно, дело не в том, есть ли у каракатиц цветовой язык или нет. Сложность визуальных сигналов, порождаемых вихрем пульсирующих красочных узоров, возникающих на коже каракатицы, словно на полотне художника, отчетливо иллюстрирует, как много информации может передаваться при таком способе общения. Если на какой-то экзопланете прочие недостатки зрительной коммуникации можно обойти (например, там нет деревьев и других препятствий, заслоняющих визуальные сигналы), то, несомненно, возможность возникновения визуального языка, основанного на чередовании сложных цветных узоров, вполне допустима с точки зрения эволюции.
Однако все эти рассуждения о сложных зрительных сигналах и завораживающей смене окраски у каракатиц не затрагивают одну из более распространенных, но менее осознанных форм визуального общения, которую условно называют «языком тела». Язык тела мы используем ежедневно в общении с другими людьми, практически не осознавая этого. Многочисленные книги по самосовершенствованию рассказывают, как управлять языком тела, чтобы создавать впечатление уверенности, доминирования или привлекательности, так что в какой-то степени осознанное управление сигналами, которые мы посылаем другим, по-видимому, все же существует.
Можно оценить значение этих неуловимых визуальных подсказок, задумавшись о нашем общении с домашними животными. Особенно с собаками, которые десятки тысяч лет эволюционировали совместно с людьми, и оба вида приобрели особую восприимчивость к молчаливым посланиям друг друга. Если у вас есть собака, вы непременно догадываетесь о ее чувствах: радости, грусти, возбуждении, голоде, раздражении. Помимо определенных элементов голосового общения, все это передается языком тела: позой, движениями хвоста, положением ушей и тем особым трогательно-печальным выражением глаз, когда они что-то выпрашивают.
Но обратите внимание, что этот невероятно эффективный и довольно сложный коммуникативный канал ломается, как только вы встречаетесь с незнакомой собакой, особенно если у вас нет никакого опыта общения с собаками. И если только вы не увлекаетесь наблюдениями за поведением собак, то при встрече с незнакомым животным на улице вы вряд ли догадаетесь, что оно о вас думает, да и само животное не сможет понять ваши намерения на его счет. Наши отношения с четвероногим другом действительно сугубо личные. Язык тела можно обобщать лишь до известного предела, за которым индивидуальные особенности и предпочтения размывают значение, присущее сигналу. Не существует общепринятого словаря зрительных сигналов — они могут содержать слишком много информации, к тому же сообщения с одинаковым смыслом иногда слишком сильно различаются. Хотя визуальная модальность по своей природе вполне может послужить основой настоящего языка, возможно, в условиях нашей планеты, для тех животных, которые возникли на ней в ходе эволюции, этот способ коммуникации оказался слишком нестабильным и уязвимым, чтобы получить дальнейшее развитие. На других планетах отсутствие растительного покрова в сочетании с разреженной атмосферой (как на Марсе), где вследствие местных причин звук распространяется хуже, а небо — кристально чистое, условия могут оказаться более благоприятными для появления животных с развитым визуальным языком.
Обоняние: древнейшая модальность
И слух, и зрение настолько привычны нам, людям, что не нужно напрягать воображение, чтобы представить себе мир инопланетян, наполненный визуальным и звуковым общением. Но ни звук, ни свет не являются древнейшими способами передачи сигналов на Земле. Исконный и древнейший канал коммуникации — тот, который нам крайне трудно вообразить в качестве эволюционной основы языка; более того, чаще всего мы вообще его не замечаем. Этот канал коммуникации — обоняние. Животные чувствуют запах, причем очень хорошо. Даже у бактерий есть «обоняние», если расширить это определение до естественных пределов, то есть восприятия химических соединений в окружающей среде. Уже древнейшие формы жизни должны были получить огромное преимущество от способности отслеживать концентрацию питательных веществ в воде вокруг себя и, вместо того чтобы тыкаться вслепую, развили способность «следовать чутью» (пусть у них еще и не было носов, которыми можно нюхать в буквальном смысле слова).
Как и в случае со зрением, едва лишь у организмов разовьется механизм восприятия чего-либо значимого в окружающей среде (света, пищи), этот механизм можно приспособить для обмена сигналами, что и произошло, безусловно, на очень раннем этапе истории земной жизни. Даже взаимодействие между клетками в организме осуществляется с помощью химических сигналов, так что «химическая коммуникация» в самом широком смысле возникла по крайней мере с появлением многоклеточной жизни, а возможно даже 3,5 млрд лет назад. В наши дни химические сигналы распространены всюду во всем животном царстве. Так почему же не существует химического языка как полноценного средства общения? Почему мы не пишем стихи запахами? Является ли этот неожиданный факт отсутствия высокоразвитой химической коммуникации всего лишь случайностью, обусловленной историей природы и эволюции на Земле, или следует ожидать, что на любой другой планете, куда мы прилетим, тоже не окажется Шекспиров, пишущих шедевры с помощью метеоризма?
Идея языка, основанного на запахах, может показаться нелепой, поскольку вы, возможно, считаете, что различных запахов — химических соединений — просто недостаточно для того, чтобы передать огромное разнообразие понятий, представленных в нашем языке словами. Однако это заблуждение. Даже при небольшом количестве различных запахов число возможных комбинаций огромно. Установлено, что наши, не бог весть какие, носы располагают рецепторами, чувствительными к 400 различным химическим соединениям, собаки различают 800, а крысы — до 1200. Следовательно, теоретически мы способны различить около 10120 комбинаций химических раздражителей — что намного превышает число атомов во всей Вселенной
[62]. Хотя из этого необязательно следует, что мы способны сознательно отличить любую возможную комбинацию запахов от другой, но можно, по крайней мере теоретически, утверждать, что химическая модальность обладает сложностью, достаточной для передачи информации на таком уровне, который ассоциируется у нас с языком.
