Как мы убедились, рассматривая различные способы движения в предыдущем разделе, наша Земля — это эволюционный полигон для испытания довольно ограниченного количества реально осуществимых решений, допускаемых законами физики. Инопланетяне, живущие в мире без света, будут посылать звуковые сигналы, как летучие мыши и дельфины, а обитатели безоблачного неба — сверкать друг для друга всеми цветами радуги. Если инопланетный мир по своим физическим условиям в целом подобен нашему, там, скорее всего, на нас обрушится такая же лавина стимулов разных модальностей, с какой мы сталкиваемся во время прогулки по земному лесу.
6. Интеллект (что бы это ни значило)
Иногда мой пес подмигивает мне. Он просто сидит, спокойно глядит на меня, а затем раз — и подмигнул. Я украдкой оглядываюсь, не подсматривает ли кто. И подмигиваю в ответ. А что мне делать? Если он всего лишь автомат — робот, подчиняющийся инстинктам, — с меня не убудет. Но если это не так? Что, если он разумное, мыслящее существо, которое прекрасно все понимает и своим подмигиванием пытается мне сказать: «Я умнее, чем полагают, и просто хочу проверить, догадываешься ли ты об этом. Подмигни мне в ответ, чтобы я понял, что ты знаешь мой секрет».
Мало кто из нас действительно убежден, что наши питомцы способны на такие мысли, а многие даже скажут, что интеллект животных — если он у них вообще есть — не может сравниться с человеческим. Разве наши достижения — как личные, так и всей цивилизации в целом — и отсутствие подобных достижений у животных не свидетельствуют о качественном различии в наших когнитивных способностях? Мы умные. А они, что… менее умные?
На протяжении тысячелетий нас интересовали интеллект животных и его отличия от человеческого
[63]. Но что является определяющим для интеллекта, если его вообще можно определить? Какие признаки мы должны обнаружить у любого организма на Земле и других планетах, чтобы уверенно заявить: «Да, это существо разумно»? Этими признаками могут быть некие типы поведения или способности. А может быть, при определении интеллекта следует связать его с особым типом мозга или с тем, как программируется этот мозг. Однако вас уже не должно удивлять, если я скажу, что самый интересный универсальный признак интеллекта — это его появление и развитие в ходе эволюции. В конце концов, именно сходные эволюционные механизмы будут определять ответ на вопрос, найдем ли мы общий язык с инопланетными соседями, когда встретимся с ними.
Поиски приемлемого определения интеллекта имеют довольно непростую историю, и некоторые попытки измерить интеллект в количественном отношении откровенно дурно пахнут. Люди использовали и используют якобы объективные критерии определения уровня интеллекта, чтобы заявить о своем превосходстве над другими людьми (особенно для того, чтобы принизить неугодные им расы), а также чтобы заявить об уникальности человека, отличающей его от других животных. Но нас интересует не столько определение интеллекта, сколько общие закономерности эволюции интеллекта на другой планете, а также то, насколько пути этой эволюции могут быть сходны с земными. Будут ли представители инопланетной технологически развитой цивилизации обладать узнаваемым для нас разумом? Или существует множество разных способов быть разумным и при этом изобрести радиотелескоп? Не ищем ли мы «гуманоидный» интеллект и не его ли мы имеем в виду, когда говорим о «разуме»? Джастин Грегг в своей книге «Так ли умны дельфины?» (Are Dolphins Really Smart?) пишет, что определение интеллекта, наилучшим образом соответствующее нашему интуитивному представлению, согласно которому мухи глупые, а шимпанзе умные, таково: «Интеллект — это мера того, насколько поведение существа соответствует поведению взрослого человека». Но не заведет ли нас подобное антропоцентричное определение в такие темные закоулки, что в будущем мы не воспримем инопланетян как своих собеседников, а то и вовсе пройдем мимо, не заметив их?
Человеческий разум, безусловно, выглядит нетипичным для нашего мира, и на некоторые захватывающие вопросы до сих пор нет ответов, например: откуда берутся Эйнштейны и Моцарты? Но нам следует отбросить все эти частности, касающиеся людей и их уникального интеллекта, и вернуться к основным законам эволюции. Нам нужно понять, что общего у Моцарта и Эйнштейна с каждым из нас и как это общее возникло в ходе нашей эволюции, хотя у наших предков «этого» не было, но был какой-то другой вид интеллекта, о котором нам также хотелось бы узнать. Чтобы увидеть человеческий интеллект в надлежащем контексте, нужно обратиться к миллионам других видов земных животных, каждый из которых по-своему умен. Было бы весьма наивно полагать, будто эволюция трудилась 3,5 млрд лет только для того, чтобы произвести на свет долгожданный плод: человеческий разум. Так можно ли найти такой подход к интеллекту, который был бы применим в отношении всех существ — от губки до человека и описывал бы достаточно общий механизм, действующий и на других планетах? Если не проводить сравнений между видами, существующими на нашей планете, мы не сможем установить по-настоящему универсальные признаки интеллекта, которые понадобятся нам, чтобы делать прогнозы по поводу разума у обитателей иных планет.
Но прежде, чем мы поставим вопрос, что такое интеллект, необходимо задуматься о том, зачем он существует. В своей основе интеллект связан с решением проблем, и это логично, поскольку способность животного решать проблемы, с которыми оно сталкивается, — признак, который, очевидно, мог бы поддерживаться отбором. В любом мире хватает проблем. Запасы энергии ограниченны, так же как пространство и время. Рассчитать, как лучше всего использовать эти ограниченные ресурсы, — проблема, а способность справляться с подобными проблемами может дать одной особи преимущество над другими. Например, амеба направляется к питательным веществам, ориентируясь на максимальную их концентрацию — скользя влево, если концентрация пищи выше слева, или вправо, если едой больше пахнет справа. Многим покажется, что подводить столь примитивное поведение под определение интеллекта — явная натяжка. Конечно, амебы никоим образом не «мыслят», у них просто нет мыслительного устройства вроде мозга. Однако поведение амеб говорит об их способности к тонкому различению внешних сигналов. Существо еще более примитивное, чем амеба, могло бы следовать еще более примитивному правилу: «Двигайся вперед, ешь все, что попадается на пути, никуда не сворачивай». Но амеба внесла усовершенствование; «вперед» — не обязательно лучший маршрут, ведь пища может оказаться и позади. Мир, в конце концов, непредсказуем. Одноклеточный организм дожидается, пока не ощутит концентрацию питательных веществ, и уже тогда определяет, в каком направлении двигаться. Этот вид «разумности», как и большинство типов разумного поведения животных (да и человека тоже), можно объяснить, не прибегая к таким понятиям, как «мысли» или «мыслительный процесс».
Предсказание свойств окружающего мира, по-видимому, во многом и есть та цель, с которой животные используют умственные способности. Нападет ли на меня этот лев, или он слишком далеко? Не пора ли улетать зимовать на юг, раз дни становятся короче? Интересно, будет ли этот самец хорошим отцом моим детенышам? По-видимому, неизменная функция всякого интеллекта — способность отчасти сглаживать непредсказуемость Вселенной. Мы, люди, необычайно продвинулись в этом: выйдет ли этот космический зонд на орбиту Юпитера? Будет ли Вселенная вечно расширяться или схлопнется? Могу ли я угрожать ядерным оружием и не отвечать за последствия? Одно популярное определение человеческого разума гласит, что мы обладаем способностью строить у себя в голове модели Вселенной и предсказывать, что произойдет при различных возможных сценариях
[64]. Мы умеем управлять «мысленными симуляциями», проверяя возможные решения проблем реального мира, но избегая рисков, связанных с их проверкой в реальной жизни. Безусловно, у нас есть очень специфическая способность, позволяющая проделать это, и такой способности, вероятно, не хватает большинству животных, но как именно не хватает — количественно или качественно? Наш интеллект просто более развит, чем у них, или фундаментально отличается?
