Есть и иные типы объединения, к которому животных принуждают хищники, но, в отличие от пассивного стадного поведения, эти адаптации требуют настоящего сотрудничества между особями. Например, многие животные выставляют дозоры и издают сигналы тревоги. Если кто-то стоит на страже, то не нужно самим тратить время на то, чтобы оглядываться по сторонам — можно сосредоточиться на еде. Сурикаты, например, время от времени встают на задние лапы и высматривают хищников, пока их собратья кормятся, а в случае опасности подают тревожный сигнал всей группе. Одним из таких животных является также и капский даман, которого я много лет изучал, — маленький пушистый зверек, похожий на очень крупную морскую свинку, хотя на самом деле он приходится более близким родственником слону. Три ныне живущих вида даманов — последние уцелевшие представители группы, в которую когда-то входили животные размером с лошадь. Даманы выходят кормиться из своих нор группами, но некоторые особи всегда занимают место на высокой скале и вместо того, чтобы есть, высматривают хищников и издают громкий тревожный крик, если кого-то увидят. Тогда все даманы бросаются в укрытие.
Подобное поведение заметно отличается от пассивной стадности, а животное в дозоре идет на ощутимые лишения ради сородичей. Дозорный не только упускает возможность кормиться, но и ставит себя в уязвимое положение, так как его легко заметить и он может привлечь внимание хищников. Для чего дозорному совершать этот альтруистический поступок? Ведь естественный отбор способствует вашему собственному выживанию, а не чужому? Тем не менее эволюция породила это поведение, а значит, оно должно быть выгодно. Чем обусловлено появление этих явно альтруистических стратегий в процессе эволюции?
У хищников также наблюдаются и простое объединение в стаи, и альтруистическое сотрудничество. Волки, например, сотрудничают (среди прочего), когда охотятся на добычу крупнее себя, поскольку отдельному животному в одиночку не выжить. Охотясь сообща, каждый из них получает только часть добычи, а не всю тушу, но это лучше, чем ничего, а охота в одиночку, скорее всего, закончится неудачей. Однако хищники демонстрируют и такое поведение, которое выглядит по-настоящему альтруистическим. Львицы заботятся о детенышах других самок. Сурикаты ловят добычу, чтобы накормить чужих детенышей. Сами волки тоже заботятся о чужих щенках и отрыгивают для них пищу. Эти виды поведения невозможно объяснить простой стадностью; они отражают фундаментальный механизм, который обеспечивает животным, живущим в группе, преимущество перед одиночками.
Очень многим животным — как хищникам, так и их добыче — присущи групповой образ жизни и взаимопомощь. Поведение, которое выглядит альтруистическим, широко распространено на Земле. Для некоторых видов альтруистическое общественное поведение, можно сказать, является определяющим признаком — от семьи пчел до социального государства у человека. Но альтруизм на первый взгляд кажется настолько странным типом поведения, что ставит под вопрос наши общие представления о поведении животных. Не является ли альтруистическое социальное поведение, наблюдаемое у волков, людей и даманов, результатом некоего необычного феномена, присущего лишь Земле и не встречающегося ни на каких других планетах? Если это так, то, хотя жизнь повсеместно распространена во Вселенной, социальность — весьма редкое явление. А если социальность встречается редко, то, наверное, не следует ожидать от инопланетян технологических свершений (например, постройки космического корабля), требующих высокой степени кооперации. Очевидно, необходимо разобраться в самих основах такого явления, как альтруизм, если мы хотим понять, как ведут себя разумные существа на других планетах.
Существование альтруизма озадачивало ранних биологов-эволюционистов. Дозорный меньше ест и с большей вероятностью будет съеден сам. Почему бы не отказаться от дежурства, оставив это рискованное занятие кому-то другому? Рытье нор требует затрат энергии — так почему бы не свалить работу на других и не воспользоваться затем плодами общих усилий? Стать жуликом и халявщиком — вроде бы очень эффективный способ получить желаемое, и, согласно холодному расчету естественного отбора, эгоистичные стратегии должны всегда побеждать, так что жулики будут оставлять больше потомства и гены жульничества распространятся по всей популяции
[75]. Получается, что зло выгодно.
Одно из решений этой загадки, предлагавшихся биологами того времени — в частности, Конрадом Лоренцем в его книге «Так называемое зло» (Das sogenannte Böse, 1963)
[76], — состояло в том, что, возможно, существует некая жизненная сила, которая заставляет животных действовать «в интересах группы». Некоторое время эта идея служила предметом споров, но, поскольку было неясно, какой реальный механизм мог бы лежать в основе стремления к объединению в группы, это весьма туманное и поверхностное объяснение не задержалось надолго в научном сообществе. Конечно, на данную загадку имеются строго научные ответы, и общепринятое объяснение альтруизма у животных основывается на достаточно универсальных и общих математических принципах, наличие — или отсутствие — которых, несомненно, может быть экстраполировано на другие планеты. Два важнейших фактора, обусловивших появление и развитие альтруизма, особенно значимы для нас, поскольку они должны действовать на любой планете.
Что заставляет нас держаться вместе?
Разобраться в том, как земная эволюция породила альтруизм, — значит получить часть ответа на наш второй вопрос: что заставляет животных сотрудничать? Ключевая подсказка заключается в том, что животные в группах обычно приходятся друг другу родственниками, а значит, у них много общих генов. Например, в колонии сурикатов многие самки — сестры доминантной самки, поэтому ее детеныши приходятся им племянниками. У этих подчиненных самок нет собственного потомства, поскольку доминантная самка не позволяет им размножаться, обычно прибегая к насильственным методам: изгоняя забеременевших сестер из группы или просто убивая детенышей подчиненных. При этом низкоранговые «тетки», ухаживая за детенышами доминантной самки, отчасти способствуют распространению и своих генов. Конечно, у племянников с ними меньше общих генов, чем было бы у их собственного потомства — которого у них все равно не будет, но в то же время эти молодые сурикаты для них не посторонние, они родственники. Подчиненные самки стоят перед выбором: помочь выжить своим племянникам или вообще отказаться от всякой возможности генетического воспроизводства в следующем поколении.
Математические основы этого явления, ныне называемого родственным отбором (о нем вкратце упоминалось в разделе 2), достаточно ясны, хотя о многих недавно открытых тонкостях все еще продолжают спорить. В сущности, родственный отбор означает, что усилия, вложенные мною в поддержку родственников, должны быть пропорциональны степени нашего родства
[77]. Согласно одной из историй (возможно, не слишком достоверной), Дж. Б. С. Холдейн однажды в лондонском пабе сформулировал этот принцип, высказавшись в характерной для него емкой, но ироничной манере: «Я готов отдать жизнь за двух братьев… или восьмерых кузенов». Теория родственного отбора совершила революцию в изучении поведения животных, и пусть она не может непосредственно объяснить любое проявление сотрудничества, без нее не обойтись, если мы хотим подступиться к объяснению сотрудничества как такового. В стаях волков, львиных прайдах, колониях даманов — всюду преобладают родственные связи, и это должно влиять на решения, принимаемые животными. Действовать в интересах других особей, несущих ваши гены, полезно с эволюционной точки зрения, и, наоборот, всякая склонность игнорировать родство при принятии решения о помощи оборачивается эволюционными потерями.
