Мы тусили у Мэтта дома на первом этаже, и Мэгги, которая сфотографировала нас, считала, что в моей идее нет ничего забавного. Мэгги была заводилой в нашей компании. Это она планировала вечеринки, и распускала сплетни, и решала, кому позволено сидеть с нами за обедом в школьной столовой. На вкус Мэгги, я была чересчур неуправляемой, но она не хотела превращать меня во врага.
– Знаете, ребята, Сэм будет в ярости, – предостерегла Мэгги.
– Заткнись ты! Это же смешно, это шутка, – закатив глаза, ответила я.
– Если и шутка, то несмешная. Я ее не понимаю.
– Мэгги, мы же не целуемся на самом деле. Мы соприкасаемся носами. Это другое дело.
Я сидела, оседлав колени Мэтта, лицом к нему, и его ладони лежали на моих бедрах. Как по мне, фотография была идеальной. Я могла заставить Сэма поссориться со мной, позволив ему осознать, что он может потерять меня, если не заткнется, и при этом могла заставить Мэтта влюбиться в меня. Я вынудила Мэгги сделать это фото, а Мэтта заставила выложить его в «Фейсбук», вернулась домой и стала ждать.
– Что это, черт возьми, за фотография, Иза?! – кричал мне Сэм из своего отеля на Гавайях.
– Это просто шутка, Сэм. Уймись!
– Шутка? Что ты имеешь в виду?
– Сэм, я говорила Мэтту, что не надо выкладывать эту фотку, я даже не хотела, чтобы ее вообще сделали, ясно? Это шутка. Мы просто друзья, и Мэгги подумала, что это будет забавно. Извини!
– Почему ты так со мной поступаешь?
– Поступаю как?
– Вот так! Это фото! Все остальное! Ты вечно вешаешься на парней, которые не твои парни!
Я вздохнула.
– Я не виновата, что ты такой закомплексованный, Сэм. Надо было позволить мне раздеваться на вечеринках, если я этого хочу. Ты мне не хозяин!
На следующее утро Сэм оставил под фотографией комментарий для Мэтта: «Не понимаю, что там у вас происходит, но мне кажется, что следовало бы пнуть тебя в зад с такой силой, чтобы ты забыл, каким концом ешь, а каким какаешь!»
Мэтту понравилось.
Когда Сэм вернулся с Гавайев, я ждала, что он пришлет мне приглашение в гости. Вместо этого он написал, что ему нужно «кое-что переосмыслить». Что, простите?! Я бросила его без всяких церемоний. Да как он смеет!
Пару дней спустя Сэм подъехал к моему дому, чтобы отдать какие-то вещи, которые я ему оставила. «Вещи» оказались одной-единственной книжкой, потертым экземпляром «К востоку от рая» Стейнбека в мягкой обложке. Он стремительно выпрыгнул из материнского «Лексуса» и стоял в конце нашей длинной подъездной дорожки. Я нажала кнопку, открывая медлительные, как черепаха, металлические ворота, и стала ждать его, скрестив руки на груди. Это была даже не моя книга, хотя я говорила ему, что она – моя любимая.
– Это не моя книга, Сэм.
Он немного замешкался, явно не ожидая, что я заговорю первой.
– Можешь оставить ее себе. Она не моя, – повторила я и развернулась, собираясь в обратный путь по дорожке. И вообще, зачем он приехал? Не может быть, чтобы он до сих пор злился, – ему не положено.
– А ну, погоди секунду! – его голос был хриплым. Тон точь-в-точь как у папаши, отчитывающего ребенка. Я повернулась. Сэм швырнул книгу на землю между нами, и глухой «шмяк» удовлетворил каждую мою клеточку, которая жаждала мелодрамы. – Я понимаю, почему ты советовала мне это прочесть, – сказал он, вызывая меня на ответную реакцию.
– Э-э, почему же? Потому что это хорошая книга? – предположила я.
– Нет!
– Значит, тебе не понравилось?
– Нет… То есть да… То есть это хорошая книга.
Он набрал побольше воздуху и пустился в явно отрепетированный монолог.
– Ты – чудовище! Ты точно такая же, как она. Как Кэти. Из этой книги. – Он поджал губы и практически выплюнул мне в лицо остальное: – Во всем твоем теле нет ни единой фибры человечности! – Поскольку книгу он уже на землю швырнул, больше никаких драматических жестов в его распоряжении не осталось, разве что раз за разом тыкать пальцем в воздух. – Ты меня слышишь? ЧУДОВИЩЕ! Прощай навсегда! – и он потопал обратно к машине.
Я подобрала с земли книгу и неторопливо вернулась к гаражу. События «К востоку от рая» происходят в Салинасе, штат Калифорния, в начале 1900-х годов. Кэти выходит замуж за главного героя, спит с его братом, стреляет в него, бросает его и перебирается в маленький городок, где становится проституткой и держит бордель, шантажируя мужчин и разбивая им сердца. Хотя Стейнбек буквально описывает Кэти как «чудовище» с «увечной душой», мне она всегда была симпатична. Мне отзывалось ее стремление быть желанной. Она сильная, прекрасная, обожаемая, неуязвимая. Кэти не чувствовала себя виноватой, соблазняя мужчин. Кэти не чувствовала себя печальной и грязной после секса. Кэти не наказывала себя за то, что делала людям больно. Кэти было плевать.
В сущности, Кэти была настоящей шлюхой – а не просто такой, которая пишет это слово на своем именинном торте.
Я что, на самом деле такая, как Кэти? Я такая, как другие проститутки?
Я улыбнулась.
Пошла в библиотеку и набрала книг о проститутках – от биографий знаменитых «мадам» до «Легализация проституции. От беззаконного порока к законному бизнесу»
[10]. Почти в одночасье я стала сторонницей борделей и шлюх и до поздней ночи смотрела «Красотку», закольцевав фильм на повтор. Мне плевать было на ту часть, где Ричард Гир осыпает Джулию Робертс цветами и любовью; меня интересовала та часть, где красотка слишком громко чавкает своей жвачкой и высмеивает неумение Гира водить машину.
Она была дерзкой. Горячей. Сильной. Нахальной.
Она обладала той же властью над мужчинами, какой обладала Кэти из «К востоку от рая». Это была та же власть, которой обладали стриптизерши в фильмах, которые я смотрела. Это была способность заманивать мужчин в ловушки, контролировать их, высасывать их досуха.
Но кроме всего этого – это была способность властно привлекать к себе внимание.
* * *
После Сэма я столкнулась с другим аспектом своей сексуальности, а именно – с тем фактом, что меня всегда одинаково влекло как к мужчинам, так и к женщинам. Мне было трудно это принять, и я в основном отталкивала эту свою особенность в сторону, компульсивно встречаясь с парнями. Парни были простой, легкой и ожидаемой добычей. А вот как девушке понять, влюблена ли в нее другая девушка?
До конца школы я продолжала метаться от одного парня к другому, от другого к третьему и постепенно начала задумываться: может быть, причина, по которой я так ненавижу секс, кроется в том, что я не би? Может быть, на самом деле я лесбиянка? И я стала метаться от одной девушки к другой, третьей, четвертой – пока не осознала (довольно быстро), что пол ни на что не влияет. Я по-прежнему обожала соблазнение и ненавидела секс, и после завершения любых отношений всегда, всегда в итоге чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо прежде. Я несколько раз объявляла целибат – и в итоге неизменно это заканчивалось тем, что я напивалась, становилась одержимой и потной, бросающейся на первого же парня, какой подворачивался под руку. Я была не способна не встречаться.
