После школы я поступила в Калифорнийский университет в Беркли и стала изучать сравнительное литературоведение. Думала, что, возможно, колледж снизит мою компульсивную потребность в привязанности, но он лишь усилил ее. Я встречалась с рейверами, ковбоями, баскетболистами, с одним наркоманом, сидевшим на метамфетамине, и примерно с семнадцатью инженерами-программистами. Вешалась на шею парню, который продал мне телефон в магазине, кассиру в продуктовом и своему высокому, худому учителю йоги.
Я также бралась за любую работу, какую только могла придумать, надеясь, что одна из них станет моей. Моей страстью. Моим всем. Я работала библиотекарем, веб-дизайнером, учительницей английского, закупщицей винтажной одежды, помощницей официанта, продавщицей мороженого, помощницей в художественной студии, няней и копирайтером. Я работала в доме престарелых, в театральной компании, на съемках кино, в издательстве, в стартапе по производству игрушек. Ни на одном рабочем месте я не задерживалась дольше пары месяцев, а потом искала следующее. Училась в школе медсестер, в аспирантуре, в школе риелторов, в художественной школе. Если попадался какой-то новый вид деятельности, я пробовала ею заниматься, а попробовав, неизменно решала, что это не мое.
После колледжа я оказалась там же, где начинала: в Боулдере. Только теперь это был Боулдер, где жили люди с приложениями сайтов знакомств в смартфонах, и я погрузилась в мир OkCupid и Tinder. Каждый раз, после того как заканчивалось очередное свидание, я запиралась в ванной и раскаляла булавку. Я не понимала, что со мной не так. Должно быть, я – дьяволица, помешанная на сексе. Другого объяснения не было. Почему не могу удержаться и не соблазнять мужчин, которых не хочу? Почему впадаю в панику каждый раз, когда они пытаются ко мне прикоснуться? Почему не могу просто быть счастливой и нормальной? Я слишком много пила, очень мало спала, и каждый мой день начинался с одного и того же вопроса: что, будь оно все проклято, со мной не так? Мне всегда было мало.
Однажды вечером я тусовалась с Джоной, который приехал в Боулдер навестить родителей. Он жил в Нью-Йорке как бедный художник, и я ему завидовала. Была уверена, что он реализует свои романтические урбанистические мечты, в то время как я застряла в родном городке на минимальной зарплате, продавая итальянскую обувь ручной работы. Мы все эти годы поддерживали контакт, поскольку каждого из нас мотивировало желание наконец доказать, что он «победил» в наших отношениях. В основном наши нынешние отношения были платоническими, но дружба была приправлена тем сексуальным напряжением, которое является исключительным достоянием молодых людей, любивших друг друга в школе. Время от времени Джоне даже удавалось уговорить меня заняться с ним сексом, на что я соглашалась в основном тогда, когда мне что-то было от него надо.
Мы сидели в его старой «Камри», когда он вдруг спросил, не хочу ли я пойти с ним в стрип-бар, поскольку там проходит прослушивание его подруга Кэт.
Я моргнула, проглотив укол ревности.
Его подруга Кэт – или его «подружка» Кэт?
Половина меня вопила «о да-а, бля!», а другая презрительно ухмылялась: «вот шлюха!». То, что в итоге вылетело из моего рта, было неудачной попыткой ответить беззаботно и небрежно.
– Идем… в смысле, если так надо, – сказала я.
– Нам не надо, я просто подумал, может, тебе захочется.
– С чего бы мне этого хотеть?
– Тебе же нравятся стрип-клубы… – Джона посмотрел на меня многозначительно.
Ах да, я ведь действительно любила стрип-клубы, правда? Да я их просто обожала! Сколько раз я говорила о том, как там весело, и как там не испытываешь вообще никакой неловкости, и сколько существует разных способов засунуть доллар в трусики стриптизерши. Я была королевой всего, что имело отношение к сексу, так что, разумеется, я обожала стрип-клубы. Да я жила стрип-клубами. Стрип-клубы были моей истинной родной душой. Увы и ах, я ни разу не бывала в стрип-клубе.
– Да, только позаботься о том, чтобы у тебя было достаточно долларовых бумажек, потому что сегодня платишь ты, – ответила я.
Джона пожал плечами и зарулил на парковку.
– Пойду сниму наличных.
Он забрал меня вечером, и мы пошли туда пешком – семь кварталов до центра, клуб «Неон». Вход в него прятался в коротком темном тупике, потому что, каким бы прогрессивным и свободомыслящим ни прикидывался мой родной городок, посетителям клуба все равно приходилось входить с заднего крыльца, тщательно скрывая свой позор.
Клуб делил этот тупик с местным дешевым рестораном, полным людей, которые курили и смеялись. Маленькая вывеска отмечала лестницу, ведущую вниз, в стрип-клуб, и Джона заметил Кэт, которая сидела за столиком поблизости. Он стал пробираться к ней. Я последовала за ним, меряя ее взглядом.
Кэт была стройной, даже худой, темноволосой, большеглазой. У нее были тонкие пальцы и бледная до голубизны кожа. Она то и дело затягивалась сигаретой, и по тому, как она это делала, было видно, что она нервничает. Когда Кэт улыбнулась, здороваясь со мной, я заметила, что ее передние зубы самую малость налезают друг на друга.
О, это хорошо, обрадовалась я. Я определенно горячее, чем она.
И ревности как не бывало. Эта девчонка вот-вот выставит себя дурой, чтобы нам с Джоной было над чем посмеяться. Идеально. Какой чудесный день среда!
Мы стали спускаться по кирпичной лестнице в клуб, и я скользила вслед за Джоной, следя взглядом за Кэт. Вход украшали тяжелые красные бархатные шторы и плакат с изображением рыжеволосой девицы в розовом белье. Вечер для дам! По средам коктейли – 1 доллар!!! – гласила надпись печатными золотыми буквами.
Кэт уверенно прошла между шторами, улыбнувшись вышибале.
– Я на прослушивание, – объявила она.
– Для ваших друзей все равно вход по десятке.
Джона вытащил двадцатидолларовую банкноту и вручил ему. Тот кивнул и проштемпелевал наши запястья красными сердечками.
За шторами обнаружился клуб, темный, тускло освещенный. Потолок был слишком низким, и от этого казалось, что мы очутились в пещере. С одной стороны была барная стойка, бармен заигрывал с посетителями. Длинный язык подиума, вдоль которого с обеих сторон стояли кресла, тянулся на всю длину клуба, заканчиваясь маленькой сценой рядом с будкой диджея, в которой грузный мужчина в футболке с изображением группы Black Sabbath и бейсболке играл ремикс Кеши.
Кэт улыбнулась бармену и ушла в служебную дверь ближе к концу зала с табличкой «Только для персонала».
Джона спросил, хочу ли я что-нибудь выпить, и я заказала клюквенную водку. Выпивать в барах все еще было для меня в новинку, и этот напиток первым пришел на ум. «Клюковка» была тем напитком, который заказывали «горячие» девушки в фильмах типа «Секса в большом городе». Джона заказал «грязный мартини», потому что в свой двадцать один год он держался с таким достоинством, которое мне и не снилось.
