Он сложил руки на груди и не ответил.
Я предприняла еще одну попытку.
– Ты не такой, как остальные парни.
– Правда?
– Я вижу, что тебе грустно. Почему тебе грустно?
Он вздохнул поглубже.
– Странно, что ты вот так говоришь о самоубийстве…
– Это оно?
– Ага.
– Кайл! Ты можешь мне рассказать. – Я повернулась к нему.
– Мой дядя покончил с собой. В прошлом году, – сказал он, шаркая ногой по асфальту.
Я это уже знала. Но он не знал, что я в курсе.
Я обвила его руками. Теперь он был мой.
С каждым новым парнем я говорила себе, что вот теперь точно – все. Что этот – последний. Вот как только я понравлюсь Тейлору, так сразу буду удовлетворена. Как только понравлюсь Марку. Как только Патрику. Скаю. Алексу. Крису. Я выкапывала тайны из парня, как моллюсков из песка, а потом говорила ему, что все его мечты возможны и что он – самый прекрасный человек на свете. Называя парня прекрасным, я видела в его глазах тот самый миг, когда он решал, что я – потрясающая. И упивалась этим мгновением. Я не сознавала, что манипулирую. Или, по крайней мере, так успокаивала себя, отчаянно жаждая верить, что я – не какой-то там суккуб-социопат.
Однажды вечером (дело было во время моей учебы в десятом классе) я была наверху, одна в своей комнате. Папа лежал в постели третьи сутки, и мамино терпение лопнуло.
– Я не могу заниматься здесь абсолютно всем! – кричала она ему сквозь дверь. – Ты должен принять ответственность за свою жизнь!
Секунду передохнула, дожидаясь ответа, но так и не услышала его.
– Они твои дети! – добавила она, словно то, что мы буквально появились на свет из ее тела, совершенно ничего не значило.
Я посмотрела на свой телефон. Ощутила укол вины. Знала, что не должна этого делать, но все равно стала перебирать контакты. Остановилась на Конноре. Я знала, что Коннор хочет со мной встречаться. Знала, что сама не хочу встречаться с Коннором. Знала, что Коннор мне даже не нравится. Зато я определенно нравилась Коннору. И я набрала сообщение:
Привет. Приходи ко мне. Принеси мороженого.
Не делай этого…
Я отредактировала сообщение:
Привет. Приходи ко мне. Принеси мороженого;)
Такое никогда хорошо не заканчивалось.
Десять минут спустя некий Коннор Граус стоял под окном моей спальни.
– Мне забраться?
В зубах у него был зажат стебель розы, на локте висел пакет из магазина. Он был такой радостный и милый. Интересно, подумала я, чем он занимался до того, как я его позвала?
– Оно со вкусом печенья?
Он кивнул.
Я подняла жалюзи на окне.
Он начал взбираться, красуясь, завис на мгновение на одной руке, прежде чем забросить тело на мой подоконник. Руки у него были сильные, пальцы – грубые.
Я улыбнулась, наклонившись, чтобы взять розу из его зубов, пока он лез.
Я провела с ним час, лакомясь мороженым и сплетничая о своей подруге Мэгги. Он сочувственно кивал и массировал мне шею. Я сидела перед ним, опершись на его грудь спиной. Время от времени снизу вверх по лестнице прокатывался очередной вопль, просачиваясь под мою дверь. Коннор делал вид, что ничего не замечает. Я поставила розу на свою тумбочку, и он иногда на нее поглядывал.
Его руки начали потихоньку двигаться вниз, и вот, наконец, он извернулся, чтобы оказаться передо мной, и поцеловал меня влажным ртом. Я замялась и отстранилась. Но мне казалось, что я ему задолжала. Ведь он, в конце-то концов, взобрался по стене моего дома. Я поцеловала его в ответ, не понимая, как такое возможно, чтобы его губы, издали казавшиеся такими тонкими, прикасаясь к моим, ощущались такими толстыми и бугристыми. Он бурно задышал, шаря языком по разным закоулкам моего рта. Я отстранилась. Он притянул меня обратно.
Испустил задыхающийся вздох.
– Иза…
Я соскользнула с кровати и встала.
– А теперь мне пора спать.
Его глаза полузакрылись. Я видела, как закаменела его челюсть.
Я налепила на лицо извиняющуюся улыбку.
– Я и вправду устала.
Он понял намек и поднялся, уже со спокойным лицом.
– Ну что ж, я неплохо провел время, – начал он. – Может быть, когда-нибудь мы смогли бы… – не договорил и потянулся за моей рукой.
Не-а!
– Я тоже, – обняла его. – Спасибо, что пришел. Мне было так скучно! – и подтолкнула его к окну. – Извини, что тебе пришлось и туда, и обратно лезть через окно. Мои родители не против того, чтобы ко мне приходили друзья, я просто не хотела спрашивать разрешения, потому что они… – Я сделала паузу. – Заняты.
– Да все нормально, я…
– Однако вот так прокрадываться в дом – это круто, верно? Романтично! – подмигнула ему и открыла окно.
Коннор начал выбираться наружу.
– Да, но… – он снова пытался пригласить меня на свидание. В моей комнате задержались только его голова и плечи.
Я встала рядом с ним на колени и легонько сжала его плечо.
– Ты лучше всех, Коннор, – заглянула ему в глаза. – Правда. Честно-честно.
А потом встала и взялась за раму, чтобы закрыть окно.
Он в последний раз поднял на меня глаза. Растерянный. Разочарованный. Но не разгневанный. Нет-нет, никакого гнева. Как будто я стала бы встречаться с Коннором Граусом! Дурак. Я знала, что у меня складывается определенная репутация из-за таких вот случаев – когда парни полагали, что я займусь с ними сексом, а я не занималась. Секс не был тем, за чем я охотилась. Но я хотела быть сексуально желанной, и в этом заключался парадокс всего моего отрочества.
Позже, оставшись одна в темноте, я поднесла зажигалку к английской булавке и держала, пока та не раскалилась докрасна, а потом с силой провела ею по коже. Я думала о лице Коннора, о его закаменевшей челюсти.
– Гребаная шлюха, – сказала я себе, надавливая на булавку, прожигая неровные параллельные линии на внутренней поверхности бедра. – Какая ж ты сука!
Я подумала о языке Коннора.
– Ненавижу тебя. Я тебя ненавижу.
Я прожгла длинную линию от лобковой кости к тазовой, любуясь тем, как быстро белая кожа становится красной, потом коричневой. Это было безрассудно. Я это заслужила. Я была омерзительна. Из-за того, что мне нужно было, чтобы он пришел. Из-за того, что позволила ему поцеловать себя. Из-за того, что сжала его плечо.
– Ты дура. Дура, дура, дура. – Я чикнула зажигалкой, снова раскаляя булавку. – Здоровенный кусок засранского дерьма.
