Ничего примечательного в этом нет, предполагаю я. Я постоянно напоминаю всем надевать их обратно, после того, как они снимают браслеты для зарядки.
– Это явно самоубийство, – говорит Сандрин таким тоном, как будто уже пришла к однозначному выводу. Ее лицо снова приобрело ту непроницаемую стойкость, к которой она прибегает, когда приходится справляться с чем-то неприятным, но необходимым.
Самоубийство? Права ли она?
Решил ли Алекс, который, честно говоря, был нестабилен или в депрессии (возможно, и то, и другое одновременно), лишить себя жизни?
Я пытаюсь представить себе отчаяние, которое сподвигло бы человека открыть внешнюю дверь и заставить себя пройтись в этом убийственном холоде, будучи одетым как в теплый летний день в Гонолулу. Сколько бы он прошел, прежде чем мороз обездвижил его? Башня в полукилометре от «Альфа» – я удивлена, что он добрался так далеко.
Сфокусируйся, Кейт. Придерживайся фактов.
Я собираюсь снять заледеневшие носки Алекса, когда в дверь стучат. Лицо Дрю появляется секунду спустя.
– Ты не могла бы проверить Каро, Кейт? Она у себя в спальне, но все еще очень расстроена, они не могут ее успокоить.
– Дашь мне десять минут? – поглядываю я на Сандрин.
Начальница станции кивает.
– Мне все равно нужно связаться с АСН. Ты иди. Поговорим позже.
Я обнаруживаю Каро зажатой на кровати между Элис и Соней, обнимающими ее, пока она плачет. Обе женщины облегченно смотрят на меня, когда я вхожу.
– Как она? – одними губами спрашиваю я у Сони, которая просто вскидывает брови в ответ.
Значит, плохо.
Я раздумываю, что делать. В идеале, я хотела бы осмотреть Каро в клинике, но это невозможно с лежащим там телом Алекса.
– Вы не против оставить нас наедине? – говорю я женщинам, которые кивают и встают. Соня снимает красивую вязаную шаль и окутывает ею плечи Каро, затем по-матерински пожимает мою руку, прежде чем уйти. Я, наверное, тоже выгляжу потрясенно.
Я сажусь напротив Каро. Слезы все еще катятся по ее щекам. Я отрываю несколько кусков туалетной бумаги, которую кто-то принес в спальню, и протягиваю их ей.
Каро промокает глаза. Я жду, пока она достаточно успокоится, прежде чем начать разговор.
– Что с ним случилось? – запинается она, наконец-то встречаясь со мной взглядом.
Я раздумываю, как ответить.
– Мы не до конца уверены. Вероятно, он… решил покончить с собой.
Ее реакция такая неожиданная и яростная, что я подпрыгиваю от удивления.
– Нет! – Она вскакивает, ее лицо мгновенно превращается из скорбного в яростное. – Он бы никогда этого не сделал. Никогда! – Она нависает надо мной, выглядя взбешенной.
– Каро! – Я встаю к ней лицом к лицу. – Успокойся. Давай сядем и поговорим, ладно?
Она медлит, но затем нерешительно опускается назад на кровать.
– Почему ты так говоришь? – мягко спрашиваю я, пока она пытается отдышаться. Я начинаю беспокоиться о ребенке.
Каро выдыхает. Ее голос, когда она заговаривает, более уравновешен, но так же настойчив.
– Алекс никогда бы не покончил с собой.
– Как ты можешь быть уверена? – спрашиваю я после паузы. – Мне кажется, он был в депрессии.
– Я просто знаю, ладно? – Она смотрит мне прямо в глаза. Подбородок упрямо вздернут. Мы молчим несколько минут, прежде чем она решается продолжить: – Кейт. Пожалуйста, скажи мне… как долго… – Она замолкает, сглатывает. – Как долго это заняло?
Как долго умирал Алекс? Я тянусь к ее руке и беру в свою.
– Недолго. Минуты. Если не меньше.
– Ты уверена? – она смотрит на меня.
– Я ручаюсь. Он должен был очень быстро впасть в кому.
Снова тишина, пока она обдумывает это, и я заставляю себя гадать, насколько быстро. Пять минут? Десять? Дольше?
Каро прочищает горло, и следующие слова раздаются шепотом.
– Он отец, Кейт.
– Ты уверена? – Я смотрю на нее, вспоминая момент сомнения, когда я спросила об этом на прошлой неделе, узнав, что она ждет ребенка.
Она кивает.
– Вы с Алексом были в отношениях? – Я вспоминаю множество раз, когда видела их вместе. Все-таки не просто друзья.
– С конца лета, – кивает она.
– И он знает… знал о ребенке?
– Я сказала ему несколько недель назад.
– Как он отреагировал?
Каро поднимает на меня взгляд, в ее опухших глазах читается решительность.
– Он обрадовался. Когда оправился от шока, он правда был счастлив. Но и беспокоился обо мне, о том, как отреагируют остальные. Он не хотел кому-либо рассказывать, просто стремился убраться к чертям с этой станции вместе со мной.
Она роняет голову на руки и издает протяжный низкий стон.
– Он сделал мне предложение, Кейт. Несколько дней назад.
Я сижу, пораженная услышанным.
– И ты согласилась?
Каро кивает, слезы вновь заливают ее щеки. Когда она заговаривает, слова словно эхо вторят моим мыслям:
– Это похоже на действия кого-то с суицидальными наклонностями?
Я не знаю, что ответить. Я пытаюсь разобраться в этом логически. У Алекса, кажется, было все, ради чего стоит жить. И все же… возможно, стресс от того, что он станет отцом, беспокойство о беременной девушке так далеко от правильного ухода, ухудшили его психическое состояние? Подтолкнули его за какую-то грань?
– Ты правда считаешь, что он покончил с собой? – Каро глазеет на меня, ожидая, чтобы я это подтвердила.
Я колеблюсь, но все-таки решаю сменить курс.
– Ты виделась с ним после того, как он ушел с фильма? – спрашиваю я.
Каро качает головой:
– Я решила, что он пошел спать. Мы всегда спим по отдельности, – добавляет она. – На этих кроватях не хватает места для двоих… точнее, троих. – Она печально улыбается, затем ее подбородок дрожит, и она снова начинает плакать. – Мне стоило проверить его, Кейт, но я не хотела его будить. Он и так едва ли спал. Почти все время проводил в интернете, ища всякое.
– Что именно?
– Он не мог мне сказать. Просто говорил, что это связано с Жан-Люком. Он… – она прерывается, – он был убежден, что его гибель не была случайностью – это все, что он говорил.
– Ты помнишь еще что-нибудь со вчерашнего вечера? Что угодно? Или насчет его поведения в последние дни? – Я чувствую волну вины. Мне стоило больше настаивать на разговоре с ним, разобраться в том, что его беспокоило.
Каро задумывается.
