Над столом по всей его длине висели круглые кованые люстры со свечами, были подвязаны пучки сушеных трав, колокольчики, какие-то горшочки и ключи. Сквозь неровные, толстые стекла в деревянных рамах виднелся сад – зелено-розовой дымкой. И Амико была уверена, что в какой-то момент видела мелькнувшую у самого окна лисицу.
– В день гонок завтрак всегда подают здесь, на кухне, неформально, – коротко пояснил Гай. – Вроде как по-домашнему.
Народу набралось уже битком. Звучала английская, французская, русская, таротская, китайская речь. Гости расселись, как попало, без регламента – по лавкам или даже прямо на столе. В камине полыхал огонь, было шумно и даже уютно. Небольшая группа китайских гостей в национальных платьях синхронно двигалась под унылые звуки, покачиваясь, медленно поднимая то правую, то левую ногу, сгибая в колене. Худой французский консул, подбадриваемый китайцами, пытался повторять танец, балансировал, как покалеченная цапля, благодушно улыбаясь своей птичьей неловкости. Ждали Долорес.
Она стремительно вошла почти сразу после Гая и Амико в развевающемся черно-желтом кимоно. Седые волосы зачесаны наверх, схвачены золотым тяжелым гребнем. Порывистая, искрящаяся энергией, громко сказала: «Доброе утро!» – и гости сразу как будто проснулись, разом повернулись к ней. Гай никогда не мог понять, как ей это удавалось. Она была холоднее льда (уж он-то знал), но при этом притягивала, как магнит: все хотели ее внимания, все смотрели на нее. С ее появлением все вокруг обрело движение. Прислуга чуть не бегом начала вносить блюда: блины и икру, душистую рыбу всех мастей, сметану, масло, свежеиспеченный хлеб, пышки, сыры в капельках влаги и еще бог знает что. И скоро стол во всю длину был заставлен так, что пустого места не осталось. Черная икра лежала жирными лоснящимися пластами в хрустальных ладьях, а красную насыпали горкой в широких круглых вазах, стоящих на невысоких ножках в тарелках со льдом. В запотевших ведерках томились бутыли шампанского с китайскими иероглифами, выдавленными на винтажных ярлыках, тут же стояли штофы с водкой и святая вода.
Долорес села во главе стола, обвела стол рукой:
– Чем богаты… Прошу отведать!
И гости загремели тарелками, зашумели, передавая друг другу осетрину, стерлядку, семужку, блинки и икорку, а некоторые угостились и водочкой.
Долорес подняла стопку и благословляющим жестом осенила гостей:
– Ну, с почином! – сказала она. И все выпили.
Гай сосредоточился на манной каше: разделил ее десертным ножом на четыре части и теперь ел вторую четверть, уставившись на малиновое варенье в хрустальной розетке напротив. На мать он старался не смотреть.
Как из-под земли появились два белобрысых парня с раскрасневшимися лицами и капельками пота на одинаковых курносых носах. Подтащили к столу и водрузили на него серебряный самовар, украшенный набитыми на металле медалями сверху по кругу самоварного горла. А на самоварное горлышко установили белый с красными маками заварник.
Долорес символически положила на тарелку две ложки икры. Она почти не ела, только пила чай, негромко переговариваясь с мэром. Мэр ел много, накидывая себе на тарелку всего и сразу, ворочая приборами, как клешнями, роняя и подбирая куски еды, дожевывая вместе со словами, по его мясистому подбородку стекал желтый горчичный соус. Гая замутило, и он отвернулся.
Разговоры за столом шли, разумеется, о предстоящих гонках. Гости делали ставки, Базиль с готовностью записывал цифры мелом на черной грифельной доске у камина. Тамерлан хвалился тем, как он усовершенствовал «Вервульф» – свой черный дирижабль. Он вложил в него уже изрядно денег, даже Долорес последний раз была недовольна. Гости кивали.
Балканский дипломат был не в духе. Понизив голос, его отчитывала жена – уже минут двадцать, прерываясь только, чтобы сделать глубокий вдох и начать с новой силой. Накануне он проиграл в карты бак топлива корейскому бизнесмену, приплывшему на прием в Тарот на яхте. Бак вмещал тринадцать тонн горючего, полностью заполненного, его хватало, чтобы пересечь Атлантику и, учитывая текущие цены, соглашаться на такую ставку было крайне лекомысленно.
К Гаю подошел двухметрового роста детина, спортивный, с белозубой улыбкой, спросил бесцеремонно:
– Ну, как дела, мальчики-девочки?
– Хуже, чем было, но ведь лучше, чем будет, – меланхолично заметил Гай.
Детина расхохотался, как над очень удачной шуткой, подмигнул Амико, похлопал Гая по плечу и пошел дальше.
– Кто это? – спросила Амико.
– Агент ЦРУ.
– Откуда ты знаешь?
– Да все знают, он очень одинок и хочет хоть с кем-нибудь подружиться.
Гай смотрел на Амико. Амико пила кофе и смотрела в окно, так, как будто они познакомились пять минут назад.
Внезапно в шуме голосов Долорес обратилась к Гаю:
– А ты? Возьмешь «Марию Шотландскую», как обычно?
Гай нахмурился, мотнул головой отрицательно. Но вдруг одна мысль показалась ему интересной. Обернувшись к Амико, он громко спросил:
– Погоняешь со мной?
Долорес рассмеялась:
– Но имей в виду, красавица, он никогда не приходит первым. Первый у нас – Тамерлан.
Амико улыбнулась Долорес одной из самых своих очаровательных улыбок и ответила Гаю:
– С удовольствием.
А потом обратилась к Долорес:
– Но я бы взяла, с вашего позволения, другой корабль. Вот хотя бы «Ихтиос».
Долорес смотрела на Амико – долго, так долго, что стало вдруг очень тихо. И едва заметно кивнула. Ответить отказом гостю в Тароте было нельзя.
В полной тишине Базиль проскрипел мелом по доске: «Ихтиос», капитан Гай, экипаж…» – тут он замер на секунду с занесенным над доской мелом в руке: никогда в Тароте не было женщины в экипаже. Потом решительно и криво вывел: «…иностранец, японец Амико Фуджихара». И обернулся к гостям:
– А теперь прошу вас, господа, расскажите о себе, представьте команду!
Тамерлан сидел в середине стола, развалившись в кресле. Когда очередь дошла до него, он, не вставая, почесал коленку и громко сказал:
– Я рано начал гонять. К двадцати годам выиграл уже три гонки, с тех пор всегда приходил первым. Сейчас я пишу книгу «Как быть первым».
Гай истерически затрясся и застонал так громко, что Амико на секунду поверила: что-то случилось. Но через стон он завопил:
– О, как я горжусь, что я твой брат! – а потом расхохотался.
Тамерлан поморщился:
– Гай, пожалуйста, держи себя в руках.
Долорес промолчала.
The arrow knows nothing of its target
[21] | А завтра само с собой разберется
– Я загадал, – говорил он Амико, на секунду притормозив, чтобы откупорить бутылку шампанского, по дороге к стартовой площадке, – если мы придем первыми – то и с книгой все получится.
