В центр шатра вышла Долорес, и все смолкли, рядом с ней стоял Тамерлан. В наступившей тишине Долорес сказала:
– Это была честная и опасная гонка, и мой младший сын победил. Но мы должны также помнить, что «Ихтиос»…
Следом за этой фразой Гай вдруг как будто оглох. За его спиной нарастал гул, не все до конца слышали, что говорит Долорес, задние ряды начали напирать, сперва по чуть-чуть, потом ощутимо сильнее. Гай не мог разобрать ни слова: в ушах стоял плотный глухой шум. Мать закончила говорить и как-то странно посмотрела на него. В этот момент Амико тронула его за рукав. «Все хорошо», – прочитал он по ее губам.
И тогда звуки обрушились на него все разом. Мужчины хлопали его по плечу, женщины игриво улыбались. После официального комментария Долорес – Гай победил, потому что тоже сын, да и «Ихтиос» не просто лодка, а явление святого духа – двусмысленность победы как будто была принята.
Амико кивнула в сторону выхода.
Гай улыбался в ответ на поздравления, обнимал кого-то на мгновенье, жал руку. Праздник шел своим чередом. Темными и быстрыми тенями они выскользнули из шатра, чуть не бегом пересекли лужайку и свернули через парк к поместью. На деревьях тут были развешаны огромные светящиеся шары – бумажные фонарики, которые освещали все вокруг дрожащим, неверным светом.
– Зря ты думал, что она тебя сдаст, – сказала Амико.
– А… бросила кость, она так любит. Теперь я ей в каком-то смысле должен.
Амико пожала плечами:
– А по-моему, все прекрасно прошло. Итак, какой план?
Солнце село, и на глазах сгущалась тьма, в тишине парка голос Гая звучал глухо и неуверенно.
– Как я и говорил, – начал он – книга открывается шифрованным голосовым ключом. Мы увидели книгу, когда нам было лет четырнадцать. Нас одели в выходные костюмы и привели к Долорес в кабинет. Она сидела за столом и что-то писала, увидев нас, поднялась, открыла ящик стола и что-то над ним сказала. Потом вытащила книгу, дала знак, чтобы мы подошли ближе. Я листал страницы, не помню сколько, недолго. Мне разрешили. Тамерлан сидел рядом в кресле и сопел. Текст менялся: что-то на французском, на латыни, греческом, несколько фрагментов на старославянском – это из тех языков, что я узнал. У меня с детства склонность к лингвистике, матери это не нравится. В конце книги я увидел рисунки растений, каких не существует в реальности, они были как из страшных детских снов, по-детски и нарисованные: с когтистыми корнями, с корнями в виде безголового тигра и земляных червей, цветы с зубами. Цветные картинки, потускневшие от времени, но от этого не менее отвратительные. А потом… Я почувствовал, от книги вдруг пошла волна холода, и я услышал голос: Гай, я знаю, ты хочешь сбежать отсюда – ты можешь, надо украсть меня, освободи меня… Я захлопнул книгу и увидел, что мать пристально смотрит на меня.
Она сказала, что сторожить книгу, как и другие вещи, с которыми мы должны будем познакомиться в свое время, – наше предназначение. Через пару дней она внезапно спросила, не показалось ли мне чего-то необычного, когда я листал книгу. Я и так был для всех чудиком, не от мира сего. Признаться, что слышу голоса – что бы меня ждало? Но книга притягивала меня.
Как-то раз, когда приехал на каникулы из университета, я подумал, может, смогу понять, на каком языке написана последняя часть, с растениями. Я пробрался в кабинет через окно в крыше, открыл ящик. Там было пусто. Но я был твердо уверен, что книга там, чувствовал. Мать говорила, что когда нам исполнится тридцать три, она передаст нам ключи Хранителей. И я тогда понял – не знаю, почувствовал – что у книги есть шифр, открывающий книгу, позволяющий ее увидеть.
– Несколько месяцев назад в Париже я познакомился с Ним, – продолжил он. – Почти уверен, Он был настоящим в эту встречу, без аватары. Одет в какую-то религиозную одежду, что-то индуистское. И Он такой неприметный внешне – я, наверное, не узнаю его в толпе. Он сказал, что давно знает мою мать и его интерес – чистый бизнес. В то время как Ло, как Он ее называл, служит мистическим целям ради них самих. Мы быстро договорились. Мне нужны деньги, чтобы исчезнуть. В отличие от моего братца, меня никогда не прельщала стезя дельца, все, на что могу рассчитывать, – деньги моей матери, связанные с обязательствами Хранителей. Очень сомнительное наследство.
– Я давно заметила: есть люди, которые жить не могут без скелетов в шкафу. И если своих маловато, они так и норовят понатащить чужих, – фыркнула Амико. С тех пор как она приехала в Тарот, ей не представилось ни одного повода использовать меч, и это угнетало ее. Угнетало и само место, со всеми его старыми историями, в которых она была не сильна. Гонка, конечно, ее немного встряхнула, но все равно ей здесь очень не нравилось. Она физически ощущала новую, не знакомую ей раньше опасность, но не могла ее ни понять, ни оценить. И это страшно раздражало.
– Думаю, я нашел ключ к шифру, но насколько это действительно так, мы поймем не раньше, чем попробуем, – тихо договорил Гай.
– Отлично. Звучит, как полный провал, – кивнула Амико.
Они свернули с тропинки и двинулись прямиком через лес. Под ногами пружинил мох, усыпанный листвой и хвоей.
– Куда мы идем?
– Ко мне… Тут рядом… – уклончиво ответил Гай.
Теперь они шли по периметру здания вдоль глухой стены, лабиринт можжевельника остался справа, а центральный вход в восточное крыло – слева. Внезапно Гай остановился перед дверью, которую сразу и не заметить из-за густого плюща, скрывающего крыльцо почти целиком. Гай повернул ключ и дверь распахнулась. Они спустились на несколько ступеней вниз, в темноту цокольного этажа, и Гай включил свет.
Это был большой, обшарпанный, но неплохо обставленный подвал. Амико стояла перед архитекторским столом – из тех, что видела в модных офисах в Нью-Йорке. Большой стол, на котором разложены с десяток книг, распечатки и записи. Возле стола была пара макинтошевских стульев, дизайнерское современное кресло и такой же, совсем не в таротском стиле, диван. Навскидку стол казался беспорядочно заваленным, но, присмотревшись, с детства натасканная на шпионство Амико готова была поклясться, что расположение бумаг, записей и книг подчинено четкой логике.
Стены комнаты были небрежно покрашены белым, через краску то там, то тут проглядывали грязно-серые кирпичи. По стенам шло несколько высоких, до потолка, стеллажей, под завязку забитых книгами (Амико и не подозревала, что у кого-то может быть столько бумажных книг). Попадались коробки с карандашами, кисти в стаканах, обрывки рисунков, микроскоп древней модели, песочные часы нескольких размеров, скелеты птиц, неприятного вида сушеные жуки под стеклом, даже фрагменты каких-то мелких частей зверей в стеклянных тубах, в формалине. И повсюду на полках много свечей – оплывших, расставленных как попало.
Гай выложил на стол пистолет и принялся зажигать свечи:
– Люблю огонь… Что-то в нем есть окончательное, безусловное…
Одну он поставил на стол, встроив между книг. Повсюду были маленькие чашечки из-под кофе, чашки побольше из-под чая (Гай был крайне щепетилен в том, что из чего надо пить), пара чайников и полный стакан с виски. Гай взял его, отхлебнул и показал на стол:
