От каждой двери к центру были организованы проходы между тесно расставленными столами, в центре оставалась небольшая круглая площадка, вымощенная серо-голубой мозаикой. Здесь сейчас стоял миниатюрный китаец с колокольчиком в одной руке и мечом в другой. Амико дернулась, забыв, что ее меч лежал спрятанный под кроватью в ее комнате, а сама она была в черном до пола узком платье с белым, похожим на взбитые сливки, воротом под самый подбородок, в котором чувствовала себя отвратительно.
– Не нервничай. Это просто Цзэ.
– Кто?
– Мастер Ритуалов. Занимается рассадкой… Ох черт, – вдруг сказал Гай и потер лоб ладонью, – совсем забыл. Танец. Древняя таротская традиция после гонок.
– Традиция? Танец? – Амико яростно посмотрела на Гая.
– Говорю же, забыл… Мне точно было не до этого. Я не думал, что мы выиграем. Ну хоть какой-то танец ты знаешь? Японский?
– Я? Мы что, должны танцевать? – Амико начала не на шутку злиться. Гай чувствовал жар в ее руке, которую он не давал вырвать из своей.
– В общем, – продолжил он примирительно, – по традиции выигравшая команда должна исполнить танец. Считается, это поддерживает порядок во вселенной, по-моему, ничего страшного, Цзэ сейчас объявит.
И, действительно, Мастер ритуалов вышел в центр и для начала крутанулся на месте вокруг самого себя, с мечом в руке. Вышло довольно эффектно, и многие зааплодировали. Цзэ подпрыгнул, перекувырнувшись в воздухе, приземлился на ноги, прочертив в воздухе дугу мечом, и замер. Теперь уже все смотрели на него, тогда он поклонился и произнес:
– Приветствуем победителей.
Он отошел назад, освобождая место для Амико и Гая.
– Послушай, – он притянул ее к себе на мгновенье. – Просто поверь: танцевать – не сложнее, чем убивать. Очень, в сущности, интуитивная вещь.
– Не знаю, что я с тобой потом сделаю, – пообещала Амико.
Они прошли вперед под самый купол. Наступила тишина.
– Что будете танцевать? – спросил Цзе, выполнив какие-то замысловатые движения руками.
– Вальс, – кивнул Гай.
– Вальс! – объявил Цзе и зазвонил в колокольчик.
– Это еще что за…
Но Амико не успела договорить.
– Делай в точности, что я тебе скажу. – Он обнял ее, прижимая к себе, и начал тихо шептать: – Шаг назад с правой ноги, поворот, теперь в сторону с левой… и снова поворот, на мой счет: раз, два, три, раз, два, три…
Со стороны казалось, что он говорит ей что-то очень важное, потому что она слушала с огромным вниманием. Они медленно двигались внутри круга, и все смотрели на них. Вот лицо Тамерлана, его сжатые в презрительной полуулыбке губы, бесцветная Лора, стоящая за его плечом, Долорес с отстраненным, немного сонным лицом, рядом с ней Базиль, его белесые глазки смотрят как будто сквозь тебя. Но Амико не замечала их, впервые в жизни потеряв контроль над тем, что происходит. В руках Гая и под эту музыку, которую она никогда не слышала раньше, она чувствовала, что ее влечет какая-то мягкая и непреодолимая сила и можно просто расслабиться и отдаться этому потоку. И Амико не могла сказать, что ей это не нравится, а когда музыка прекратилась и все стали аплодировать, она испытала вдруг разочарование.
– Хорошо получилось, – сказал Гай. – Ты правда никогда раньше не танцевала?
– Нет, я и не уверена, что это был танец.
Гай и Амико остановились ровно на круглой мозаике в виде перекрещенных ключей. Под торжественную барабанную дробь гвардейцев мэр де Бюсси надел им на шею ордена на широких атласных лентах и пожал руки. Потом, слегка нервничая, произнес прочувствованную речь по поводу заслуг Долорес перед отечеством и о важности сохранения гонок как искони таротской традиции, а также роли традиционного таротского спорта в постижении национальной самоидентичности. Добавил, насупившись, что для него лично большая радость, что сегодня к этому освященному предками обычаю смогла прикоснуться иностранка.
– Ты вряд ли на это рассчитывал? – спросила Амико. – Теперь я не случайное лицо в толпе гостей, а герой дня. Это проблема.
Гай покачал головой:
– Победить в гонке, обойти Тамерлана – слишком сладкая месть, чтобы от нее отказаться. Подождем до полуночи и попробуем пробраться в кабинет.
Гаю казалось, как в детстве, что обед никогда не закончится. Он без аппетита, автоматически, ковырял еду в сменяющихся тарелках. Шла восьмая перемена блюд.
По протоколу время говорить речи давно закончилось, но над столом поднялся, покачиваясь, немецкий герцог. Он постучал краем столового ножа по бокалу, при этом несколько раз промахнулся, но, на какой-то по счету раз попал, и хрусталь зазвенел. Все стихло, герцог поднял бокал в направлении Амико и сказал:
– Фор мазэ раша!
– Что это значит? – шепотом спросила Амико.
Гай пожал плечами:
– Это древнее таротское пожелание удачи, если дело твое безнадежно, но ты хороший человек.
– А почему он это мне сейчас желает?
– Потому что в Тароте люди выживают не благодаря, а вопреки, – ответил Гай. – И такое благопожелание подходит для любого случая, ну, или праздника. Но сейчас это, конечно, перебор, подлизывается на всякий случай, старый подхалим.
Пошел ободряющий гул голосов, все обнимались и некоторые даже целовали друг друга трижды, «крест на крест», – пояснил Гай. Амико хотела спросить, что это значит, но потом передумала.
Оркестр заиграл туш, и несколько человек прислуги начали заталкивать в зал тележку с праздничным тортом. Амико смотрела, как в зал въезжает стоящая на белой скатерти белоснежная глыба торта в форме Великого Сфинкса с лицом Долорес. Впустили журналистов, которые уже добрых пару часов томились под дверями и ждали, когда разрешат съемку для хроники. Они окружили торт и сделали, наверное, несколько сотен снимков, вспышки слепили глаза. Сразу после журналисты организованно и молниеносно исчезли. А официанты начали резать сфинкса и разносить десерт.
– А голова? – спросила Амико, с интересом наблюдая, как отрезанную голову ставят на отдельный поднос и накрывают высокой стеклянной крышкой.
– Голову не едят, – кивнул Гай. – Ее потом в музей отнесут. Уже десятая голова будет. – Он облизнул ложечку.
– Еще одна древняя традиция? – спросила Амико.
– Неа. Это то, что я называю культ личности.
Немецкий герцог уснул в кресле. Рядом компания молодых таротцев все еще обсуждала гонку, подогревая себя шампанским. Долорес разговаривала с мэром. Оркестр играл, как заведенный, официанты накрывали к чаю.
– Пора, – Гай стал отстраненным и сосредоточенным. Он поднялся и быстро пошел к выходу. Амико едва поспевала за ним в дурацком вечернем платье, что ни вечер, то платье, она за всю жизнь столько раз их не надевала.
Они обошли поместье со стороны парка, по дороге зашли в подвал Гая, Амико переоделась в привычную одежду и вздохнула с облегчением. Еще через несколько минут они были у северной башни, где на самом верху под крышей располагался кабинет. Это была узкая башня, местами увитая плющом, внизу к ней очень кстати примыкала старая отвесная лестница.
