– Лестницу сегодня принесли – заменить стекло в разбитом витраже. Из-за суеты со званым обедом унести не успели. – Гай улыбнулся. – Пришлось с этим витражом немного повозиться накануне.
Амико подошла вплотную к стене, проверила на прочность пару ступеней. Лестница дрогнула, но выдержала. Небо затянуло тучами, и Гай, который остался стоять на том же месте, с трудом различал Амико: ее тонкая фигурка в черном почти полностью сливалась со стеной.
– Самое сложное – подняться по куполу, – сказал Гай из темноты. – Единственное окно, которое можно открыть, расположено во второй четверти купола, сразу над лестницей. Возвращаться лучше тем же способом. Нужно открыть ящик стола и произнести наше слово из шифра прямо над ним. Я вернусь на праздник, присмотрю за Долорес.
Амико не ответила и начала взбираться по лестнице. Гай стоял какое-то время внизу и смотрел на нее, когда она добралась до середины, он развернулся и пошел прочь.
Амико забиралась все выше. Старые ступени, казалось ей, были все трухлявее. Она сперва проверяла их рукой и только потом поднималась дальше. Наконец, лестница закончилась, и Амико дотронулась рукой до бордюра у основания купола, замерла, вглядываясь через цветное стекло витража внутрь кабинета, посветила фонариком. Тонкий луч света выхватил кусок стола, осветил книги в шкафу, холодный камин.
Она выключила фонарик, недолго передохнула, дав себе минуты полторы. Потом примерилась, подтянулась на руках и, опершись коленом, поднялась во весь рост на узком бордюре. Отсюда вправо было недалеко до окна, нужно сделать всего пару шагов по краю. Медленно двинулась, опираясь о перехлесты витражных рам, дотянулась рукой до окна и слегка толкнула раму внутрь. Та скрипнула и поддалась. Амико выдохнула, затаилась, затем надавила снова, и окно распахнулось, чуть стукнув легкой рамой.
До пола было метра три – если повиснуть на руках, не так высоко прыгать.
Амико пролезла сквозь узкое окно, соскользнув, повисла на руках, как кошка, мягко спрыгнула вниз. Звук удара при приземлении заставил ее замереть. Подождала, сидя на корточах, не двигаясь, прислушиваясь, нет ли шагов поблизости, но было очень тихо. Она выпрямилась и стала осматривать кабинет. Все, как сказал Гай: стол, портрет, шкафы с очень древними по виду книгами. Амико обошла стол, попробовала открыть ящик: заперто. Замок выглядел простым, достала нож, вскрыла ящик, потянула на себя. С тихим хрустом он открылся.
Внутри было пусто. Амико склонилась над ним и тихо сказала:
– Teamsolvo.
Потом повторила громче: Teamsolvo – и… ничего не произошло.
Чем дольше Амико была в Тароте, тем сильнее на нее действовала местная атмосфера. Это было состояние дурного морока, которое разделяли здешние люди, читавшие во всем знаки судьбы, предназначение и божественный замысел. Она нахмурилась от досады, что и вправду поверила: невидимая книга, шифр Ватикана… Как бы над ней посмеялся Симун Сэ.
Амико набрала Гая:
– Ничего не вышло.
Он молчал.
– Гай?
– Подожди…
– Гай, я собираюсь уходить.
К ней вернулось ее обычное состояние: все под контролем, никаких вам больше сказочек.
– Я сказал, подожди!
Он говорил очень тихо, без выражения. Мать все еще беседовала с мэром, теперь к ним присоединился Базиль – Герцога увели, официанты по новой разливали чай. Но через двадцать минут Долорес встанет, и ужин будет завершен.
Он медленно вытащил ручку и написал на салфетке «T E A M S O L V O». Покрутил салфетку по кругу. Официант поставил перед ним чашку чая, закрыв половину слова так, что он видел только фрагмент «T E». И тут он понял.
– Амико, это же TE ABSOLVO! Отпускаю тебе твои грехи! Последние слова в исповеди. Два слова, а не одно, и вместо M – B. Это третья строка седьмого сонета, а не первая. Я думал двойное «а» в коде – случайная опечатка, но я ошибся!
Какое-то время он слышал только свое дыханье.
Потом Амико сказала:
– Te absolvo.
И Гай перестал дышать. Он поднял глаза и столкнулся с внимательным взглядом матери. Она не любила, когда за столом кто-то использовал телефон. И сейчас по ее глазам Гай понимал, что еще секунда – и она будет в ярости, если он не положит трубку.
– Не может быть – прошептала мрачно Амико.
И еще через несколько долгих секунд:
– Гай, я ее вижу…
– Отлично, – выдохнул он. – А теперь быстро убирайся оттуда. Встретимся у меня в подвале.
Гай нажал отбой на телефоне, краем глаза увидел, что мать поднялась и пошла к выходу.
По его подсчетам, Амико должна была появиться у него минут через двадцать.
Он почти в шаге от своей цели. Резко встав из-за стола, столкнул бокал с шампанским, который разлетелся по мраморной плитке. Он так долго мечтал, как изменится его жизнь, когда он вырвется из Тарота… Но теперь ничего особенного не почувствовал. Только от одной мысли никак было не избавиться: тот разговор Долорес с Базилем.
В этом странном состоянии возбужденного бесчувствия он не заметил, как дошел к себе и бросился в кресло. Так он сидел какое-то время со стаканом виски в руках, не притрагиваясь к нему, запутавшись в смутных мыслях, как в прибрежной, режущей острыми краями осоке.
За дверью раздался шорох и в следующую секунду она распахнулась. Амико шагнула через порог со свертком в руке.
Она сбежала с лестницы, подошла к столу и положила сверток. Гай с осторожностью стал разворачивать темно-зеленый бархат. Раскрыл книгу, склонился и начал листать. Потом вдруг замер на мгновенье, поежился, как будто увидел привидение. Пробормотал:
– Да, это она.
Закрыл книгу и отодвинул от себя. Затем наклонился и, вытащил из-под стола черный портфель с красной биркой. Завернул книгу обратно в бархат, вложил в портфель и запер замок на портфеле крошечным ключом. Протянул ключ Амико и спросил:
– Перевозчик уже в Тароте?
– Еще нет, – Амико посмотрела на часы, – Ее самолет приземлится через четыре часа. Я поеду в аэропорт передать ей портфель.
Гай как-то рассеянно потер лоб.
– И когда она теперь исчезнет? – спросила Амико.
– Она не исчезнет. По крайней мере, пока ее заново не запечатать.
– Запечатать? Ты считаешь, что есть еще и обратный код?
– Да. И я, кажется, знаю, какой. Но к черту меланхолию, давай-ка праздновать!
Он улыбнулся и взъерошил волосы рукой. Встал с кресла и вдруг снова стал серьезным. Они стояли, как школьники, опустив руки по швам, и смотрели друг другу в глаза.
Для Амико любовь сводилась к сексу и была похожа на сложную поножовщину. В стиле «от вас останутся только череп и ребра. Нормально, нам достаточно». Она тщательно, до маниакальности берегла свое одиночество.
