– Траур? – спросил Зорн водителя, показывая на черные ленты. Водитель неопределенно кивнул и показал рукой вверх. Зорн по-таротски знал только пару слов, водитель столько же по-английски, так что дальнейший разговор становился обременительным.
Зорн вытянул сигарету и молча показал водителю, тот кивнул, и Зорн затянулся. Это была даже не осень – это было отсутствие погоды вообще. «Интересно, – некстати подумал Зорн, – у них есть метеоканал?» По тротуару шел старик с мелкой невзрачной собачкой, несколько нерешительных школьников застряли на светофоре, девочка с черным бантом в волосах торопилась завязать шнурок, пока не загорится зеленый. Ей падали волосы на лицо, она смахивала их и опять возилась со шнурком.
Водитель свернул на светофоре на набережную, и какое-то время они двигались вдоль серой полоски реки.
– Долго еще? – поинтересовался Зорн.
– Вы успеете, – пообещал водитель. Зорн сперва удивился, потом списал на трудности перевода.
Теперь они ехали по проспекту, вдоль которого, теряясь в тумане, маячили фонари, и тут одинаково украшенные черной тафтой. Зорн вспомнил, что не спал в поезде и все это представлял совсем иначе, но как именно иначе, объяснить себе не смог и закурил снова.
Еще через час монотонной езды по совершенно прямым улицам они свернули к отелю.
– Приехали, – сухо сообщил таксист.
Зорн заплатил по счетчику, сдачу брать не стал, и под робким дождем сам потащил чемодан к дверям отеля. Отель был весь из торжественного бетона, золотого металла и стекла. Сквозь огромные окна мерцали светильники и полностью стеклянные, подсвеченные у подножья колонны лобби.
Когда он вошел и осмотрелся в поисках ресепшена, из кресла неподалеку поднялась и пошла ему навстречу блондинка. Все мужчины в лобби смотрели на нее. Да нет, вообще все смотрели на нее. Блондинка была в коротком, плотно облегающем платье с леопардовым принтом и высоких сапогах на каблуках. Ее платиновые волосы были завиты, густо накрашенные глаза – с растушеванной черной подводкой, широкий разлет темных бровей и темно-красная помада.
Ему понадобилось несколько долгих секунд, чтобы – вопреки всякой логике – узнать в этой фам фаталь Мэй. А Мэй подошла, легко коснулась губами его щеки и потянула за рукав к ресепшену. На каблуках она была с него ростом, от нее пахло каким-то модным парфюмом, и от необычного сложного аромата у Зорна слегка закружилась голова.
– Как добрался? – улыбнулась, оценивая произведенный эффект. На ресепшене она проговорила имя Зорна, и ей пришлось повторить несколько раз, наклонившись к лысеющему портье, который, не отрывая взгляда от ее декольте, наконец, попросил у Зорна ID.
– Да ничего особенного, – ответила она на взгляд Зорна, который никак не мог привыкнуть к новому облику Мэй. – Тут не принято быть гендерно нейтральной, можно нарваться. А классический внешний вид – отличное прикрытие.
– Классический, – хмыкнул Зорн.
– По местным меркам, – улыбнулась Мэй.
Они поднялись в номер, большой и неуютный. Золотые портьеры, мраморные пепельницы, белый рояль и картины с бегущими лошадьми подействовали на Зорна угнетающе. Никаких вещей на спинках стульев, в шкафу пустые скелеты вешалок, в ванной только зубная щетка и тюбик пасты, как будто Мэй и не ночевала здесь этой ночью – так, зашла на минуту. Около окна стоял неразобранный чемодан.
Зорн подошел к окну, раздвинул портьеру, новый Тарот с высоты двенадцатого этажа выглядел плоским, бесцветным: одинаковые серые пятиэтажки, как нарисованные на асфальте квадратики и прямоугольники.
– Сегодня предлагаю просто осмотреться. – Мэй накинула плащ. – Здесь есть места поинтереснее, особенно с высоты.
– Не слишком ли мы будем привлекать внимание? – посмотрел на нее Зорн с сомнением.
– Будем, конечно, но поверь мне, мы и так бельмо на глазу. Так что лучшая стратегия – быть нарочито заметными, как слегка безумные иностранцы при деньгах в поисках приключений в отсталом регионе. Я и столик нам заказала на завтрашний вечер в подпольном ресторане. Не забывай: мы же в отпуске. – Улыбалась Мэй тоже как-то по-новому.
– В подпольном ресторане? – уточнил Зорн.
– Здешняя мораль не одобряет рестораны: разгул, прелюбодеяние, контрабандные сигареты и алкоголь, запрещенные продукты, иностранцы, коррумпированные чиновники… так что это не совсем официальный бизнес.
– Нас там арестуют? – с пониманием кивнул Зорн.
– Там ужинает вся элита Тарота, Зорн. А для туристов – вот смотри, рекламный буклет в отеле. – И она помахала в воздухе глянцевым журналом с приставного столика.
Они вышли из номера, молча прошли по пустынному коридору, Зорн сгреб зеленое глянцевое яблоко из тяжелой псевдогреческой вазы. Откусил большой кусок и понял, что вкуса у яблока нет, как будто жуешь подсохшую зеленую траву. Выбросил в мусорку в лобби.
В лобби неожиданно оказалось полно народу и вся компания охотников, с которыми он ехал в поезде. Неизвестно, были они и в самом деле охотниками, но про себя он назвал их так. На них были костюмы цвета хаки элегантного кроя с замысловатыми воротниками и манжетами, винтажными пуговицами и оторочкой из лисьего меха. Что-то в их облике беспокоило Зорна. Он прошел мимо и уловил английскую речь.
* * *
Мэй и Зорн пересекли улицу и сели в кафе напротив отеля. Зорн по-прежнему видел компанию охотников в лобби, их было человек двадцать, довольно молодые, в основном мужчины, женщин всего пять, все темные, как смоль, одна – с огненно-рыжими волосами, и у них были очень бледные лица. «Надо будет все-таки навести справки, – решил Зорн. – Что за люди».
Мэй не стала снимать плащ, и теперь сидела и внимательно рассматривала прохожих на улице, потом спросила:
– Зорн, ты хотел бы жить вечно?
– Нет – ответил Зорн.
– Почему? Это же естественно. Хотеть жить вечно.
– Смерть – это освобождение от всего, что ты не можешь изменить в своей жизни.
Мэй неодобрительно покачала головой, разворачивая на столе бумажную туристическую карту, которую прихватила со стойки ресепшена. И продолжила:
– Биологическая смерть может оказаться хуже, чем биологическая жизнь… Кстати, я нашла кое-что про нашего Тамерлана. Ты удивишься, он принадлежит к местной аристократии. Тут всего десяток таких семей. Его мать не просто монашка, она – глава церкви и Тарота, что-то среднее между королевой, президентом и помазаником божьим.
– Да, фамилия Сентаво слишком часто упоминается в путеводителе, последний – это кто? – уточнил Зорн.
– Да неважно, я и сама не помню, – уклончиво ответила Мэй.
Зорн никак не мог привыкнуть к этой новой Мэй: от ее скованности, угловатости и сомнений не осталось и следа. Она не просто была другой, – она была как никогда собой. Что он делает здесь вместе с ней?
Мэй что-то обвела кружком на карте. Зорн присмотрелся: Обитель Всех Сестер. Ее рука метнулась в другую часть карты и отметила место в старом городе, где располагался офис. «Дежавю», – подумал Зорн и на секунду прикрыл глаза.
