Началась промзона, покрытые грязью краснокирпичные дома с порушенными портиками, темные окна, с выбитыми стеклами, кое-где на заборе кружевом висела колючая проволока, на балконах – рваная паутина строительной сетки. Зорн воспросительно посмотрел на Мэй. Она сверилась с картой и пожала плечами:
– Это должно быть где-то рядом.
За спиной послышались шаги и смех. Их обогнала компания охотников: четверо молодых мужчин и рыжеволосая девица. Она что-то рассказывала хриплым резким голосом, и все они громко смеялись – если только этот жесткий ледяной хохот можно было назвать смехом. Они свернули в метрах ста перед Зорном и Мэй и вошли как будто прямо в стену. Но когда Зорн и Мэй добрались до того же места, то оказались перед открытыми воротами автомастерской. Внутри повсюду лежали разобранные части машин, царил бардак. Двое рабочих чем-то громыхали в глубине и тихо переговаривались.
Мэй уверенно направилась внутрь и, пройдя мастерскую насквозь, они вышли к лифту, возле которого сидел лысый крупный мужик в костюме. Он чуть кивнул Мэй и Зорну и вызвал лифт. Кабина открылась, администратор жестом пригласил их внутрь, нажал сам кнопку этажа и добавил: вас там встретят.
Из лифта Зорн и Мэй попали в начало длинного скудно освещенного коридора, противоположный конец которого терялся в темноте. Перед ними появилась хостес, равнодушно улыбнулась накрашенным ртом, попросила следовать за ней. Они миновали зал с роялем, здесь пела томная дива с черными гладкими волосами. Потом зал, где играли в карты. И им опять повстречались охотники: они стояли за спинами игроков и сосредоточенно наблюдали за игрой. И, наконец, пришли в маленький круглый зал, с десятком стоявших на отдалении столиков. Здесь было чуть больше света, и Зорн и Мэй в ожидании, пока их посадят за столик, расположились в баре. Зорн стал рассматривать посетителей. На другом конце бара спиной к ним сидела девушка, и он почувствовал в ее осанке что-то знакомое, но отсюда не мог увидеть ее лица.
Вернулась хостесс проводить их за столик, они прошли совсем рядом с незнакомкой. И Зорн понял, что не ошибся: это была та самая японка, с которой встречалась Ева унылой ноябрьской ночью в Стокгольме незадолго до своей смерти. Та, кому Ева отдала книгу.
И тогда Зорн рассказал Мэй все, что случилось: про книгу, про Еву и ее смерть, и про то, что девушка с черными волосами, сидящая неподалеку от них, – из службы безопасности Сэ.
Мэй молчала – чертила пальцем прямые линии по столу и молчала. Наконец, она произнесла:
– Надо проследить за ней.
Вскоре после того японка расплатилась и вышла. Зорн отправился следом за ней. На улице девушка села в такси – Зорн тоже взял свободную машину у ресторана. Какое-то время они петляли по улицам, потом выехали на проспект и вскоре добрались до леса. Здесь машина встала, девушка вышла и направилась вглубь леса по узкой, освещенной редкими фонарями дорожке. Зорн держался на расстоянии, но не отставал.
Минут через десять быстрой ходьбы, после очередного поворота, он чуть не выдал себя: дорожка заканчивалась калиткой, и Амико стояла прямо перед ней. Калитка открылась, и она вошла внутрь. Сквозь прутья ограды и поверх живой изгороди вдали темным силуэтом виднелась усадьба. В паре вытянутых окон, узких, как бойницы, горел свет.
Чуть погодя, Зорн подошел к калитке и нажал звонок:
– Простите, я немного заблудился, не подскажете, где я?
Ему ответили не слишком дружелюбно, но исчерпывающе:
– Это психиатрическая клиника, в Безымянном лесу. Если встанете спиной к калитке и пойдете вперед, окажетесь на опушке, а там по шоссе и до города доберетесь.
* * *
– Медицинские диагнозы и данные платежных карт – по статистике, самая похищаемая информация в мире. Многое говорит о людях, да? Об их природе.
Небо над Таротом светлело на глазах. Зорн пил кофе, глядя в огромное окно их номера в отеле. Он вернулся глубокой ночью и, рассказав Мэй, куда его привела Амико, немедленно уснул.
Сейчас было восемь утра, а Мэй проверяла почту:
– Я повесила объявление в даркнете и через полчаса получила предложение. Всего две тысячи долларов – и вуаля.
Зорн посмотрел через ее плечо: на экране телефона загружался список пациентов и данные медицинских карт, Мэй быстро пролистывала.
– Японка привела нас прямо к нему. Вот. – Она кликнула ссылку и открыла карту Тамерлана. – Тамерлан Сентаво, 31 год, состояние стабильное, основной диагноз: мнемофобия, – прочитала Мэй вслух. – Мнемофобия… что это за… так, минуту, ага… патологическая боязнь воспоминаний, отягченная дереализацией. Иначе говоря, потеря памяти, которая сопровождается ощущением нереальности происходящего. Мда.
Она повернулась к нему:
– Зорн, похоже, наши поиски не увенчаются успехом, мы ищем того, кто блуждает один в темном лесу.
День мертвых
Зорн проснулся от того, что Мэй переключала каналы таротского телевизора, где в новостях обсуждали только снег.
В ожидании снега Мэй присмотрела в бутике в лобби отеля маленькую белую меховую курточку. На ней была оливкового цвета кожаная юбка, белый вязаный свитер и сапоги до колен цвета кофе с молоком. Ее платиновые волосы почти сливались с мехом. Она любовалась своим отражением в огромном зеркале магазина и выглядела очень довольной.
Сегодня в городе появились афиши, которые приглашали на грядущий День мертвых. Огромный печатный баннер висел прямо напротив отеля. И пока Зорн ждал Мэй, он рассмотрел его во всех подробностях. На баннере были изображены красочные картины народных гуляний, напомнившие Зорну Босха и Версаче одновременно: тонко выписанные миниатюры, желто-коричневый, богатый красный, охра и золото на черном фоне. Но стоило присмотреться, и зритель начинал замечать подробности. Вот два скелета танцуют со старушкой у свежераскопанной могилы. Чуть дальше – маленькие уродливые человечки идут через лес с хрустальным гробом на плечах. С горы бешено несется тройка лошадей, а сани битком набиты седоками, которые как будто радостно смеются, но рты их разрезаны от одного уха до другого – и они все мертвы, свалены в кучу на санях. И таких историй по всему полотну было несчесть. Таротцы называли эти картинки «палех».
Зорн с трудом оторвал взгляд от картин и прочел текст внизу на баннере, сообщавший, что праздник начнется 13 января, в девять вечера. Всех звали на площадь Макиавелли, где обещали бесплатную еду, водку и зрелища. В конце рекламный слоган: «А вы повидались со своими мертвецами?»
Этим утром им с Мэй тоже доставили приглашение, его вручил портье на ресепшене. Конверт из черной бумаги, и на нем – их имена. Зорн вскрыл конверт и вытащил квадратную карточку с текстом:
Дорогие друзья!
С целью отпраздновать мое возвращение и новоселье, а также дабы отметить достойно День мертвых, приглашаю вас 13 января в 19:00 в усадьбу Степное.
Дресс-код: маскарадный костюм.
Карл Найтмер
