Железный дровосек ищет сердце, а дьявол не может играть с младенцем
Зорн поднимался в лифте отеля, перечитывая текст приглашения. Значит, Карл. Они с Мэй надеялись встретить на вечеринке в Степном Тамерлана. О том, что он может скоро увидеть Еву, он старался не думать. Ева. Он толкнул дверь и вошел в номер.
Мэй обернулась к нему. Она стояла перед зеркалом в тонком, как шкурка змеи, переливающемся костюме из мелких сверкающих чешуек, в которых, как в осколках разбитого зеркала, множество раз отразилось лицо Зорна. Ему стало не по себе.
– Смотри, – она крутанулась на месте – и над ее головой вспыхнула, как корона, спираль белого огня, рассыпавшаяся водопадом блесток, и скрыла ее на мгновенье в мерцающем облаке. Секунда – и серебряные искры истлели, развеялись без остатка. Мэй проявилась:
– Не узнал? – она смотрела неуверенно в мерцающих всполохах.
– Нет, Мэй, прости… Какой костюм!
Зорн едва не назвал ее Евой и спрятался за неуверенной улыбкой.
Мэй стала серьезной:
– Это саламандра. Существо, живущее в огне. Вообще я постаралась, пришлось программировать полночи. Она подошла к нему очень близко, взяла за руку. Медленно поднесла его ладонь к губам, глядя в глаза. Прикосновение было обжигающим и ледяным одновременно. Зорн отвел взгляд, сказал каким-то чужим голосом:
– Давай поторопимся. Не хочется опаздывать.
Ее рука разжалась, она отступила назад. Зорн почувствовал себя виноватым и снова улыбнулся:
– Значит, твой маскарадный костюм защищает от огня. Впечатляет.
– А ты? – Мэй снова стала насмешливой.
Зорн покачал головой:
– Я без спецэффектов, верный телохранитель Мэй, принцессы саламандр.
Она неловко взяла в руки шубку и мельком глянула на экран телефона. Слегка поежилась:
– Подожди меня в лобби, пожалуйста.
Он поспешно кивнул:
– Конечно.
* * *
В лобби он решил набрать Сэ. Тот ответил сразу:
– Привет-привет, как продвигается расследование?
– Все неплохо. Идем на большой местный праздник. Есть шанс, что там будет Тамерлан. Я хотел спросить: почему вы решили, что Ева – жива?
Сэ взял паузу. Зорн слышал, как он сопит в трубку.
– Уже после смерти Евы мы связались с ней, и она ответила.
– Прислала смс?
– Да, как ты догадался?
Зорн повесил трубку.
Подошла Мэй. Вместо шубки на ней было черное мешковатое пальто, в котором он помнил ее в Нью-Йорке. Лицо тоже было непривычно прежним – без намека на косметику и снова без бровей.
– Решила развоплотить успешную домохозяйку?
– Время для маскарада вышло.
Они вышли в холодную снежную темноту. Значит, все-таки Ева его не обманула. Но сейчас, когда он опять потерял надежду, то, что она не солгала ему, не имело значения в сравнении с тем, как сильно он хотел ее увидеть. И опять ее потерял.
Старые следы
Уже сутки в Тароте властвовала метель, снег будто решил восстановить свои права за годы бездействия. Он шел то большими хлопьями, то мелкой крупой, кружился вьюгой, стелился поземкой, не давая ни секунды передышки.
На подъезде к поместью было безлюдно. Долорес намеренно опоздала к началу. Она вышла из автомобиля у распахнутых настежь кованых ворот, сказала старому шоферу:
– Ждать не нужно.
Машина осталась стоять, как будто он впервые за долгие годы службы ее не услышал. Она качнула царственной головой, повернулась к машине спиной и пошла по аллее к особняку.
Особняк светился всеми окнами, доносился грохот музыки. Она шла неспешно, с высоко поднятой головой – как если бы на нее смотрела толпа. Но никого вокруг не было.
Снег продолжал сыпать, из белой пелены вдруг вышел рослый угрюмый дворник с широкой деревянной лопатой на плече. Он молча посторонился, пропуская ее.
Она взошла на крыльцо. У дверей был привратник, не глядя на нее, молча распахнул черные, блеснувшие свежим лаком двери. Долорес переступила порог и оказалась в просторном холле. Окинула взглядом пространство. И отчетливо ощутила давно знакомое дуновение этого в первое мгновенье неприметного, но с каждой минутой пробирающего до костей тлена. Карл был здесь.
Повсюду в холле остались следы незаконченного ремонта: в углу ведро с остатками краски, на хрустальной люстре, подобной летящему по вселенной праздничному торту, обрывки полиэтиленовой обертки, у стены сложены кирпичи, а по верхнему краю не доклеена плитка. Даже пол с поблескивающей кое-где золотом мозаикой был припорошен слоем строительной пыли.
Она скинула шубу в руки выросшего, как из-под земли, лакея, посмотрела на него сверху вниз. Он угодливо склонился, сделал приглашающий жест:
– Сюда, мадам.
К залу вел широкий коридор, по обеим сторонам которого в узких длинных жаровнях горел огонь. Пламя было такое ровное, что показалось ей ненастоящим, если бы не жар, который она почувствовала, проведя над ним рукой.
Впереди слышались музыка, громкая речь, звон бокалов. Ей навстречу выбежало несколько масок. Они громко смеялись, цепляясь друг за друга, едва не падая от хохота. И вдруг окружили Долорес, погружая в фантасмагорию смотрящих на нее через дырочки глаз. Ей стало нехорошо. Она с силой оттолкнула от себя приблизившуюся маску. Хохот прекратился, и они все вдруг присмирели.
– Простите, простите, мадам…
Она начала узнавать их. Это были младший Де Бюсси, балбес и оторва, девочка Валентайн, а вот близнецы-внучки Базиля, золотая молодежь, пустышки. Все с ног до головы запечатанные брендами на одежде, обуви, огромные буквы «шанель», «баленсиага», «диор»… Она окинула их презрительным взглядом, не удостоив ответом, и они молча, бесшумно и быстро, как ветер, скользнули вон, только у входа снова начав хохотать.
Долорес вошла в огромный круглый зал, сощурилась от яркого света, и толпа разодетого народа вобрала ее в себя. Шелк, бархат, стразы, километры дорогущей наноткани, трансформирующейся, что ни секунда, в новые иллюзии. Костюмы гостей распускались, как цветы, разлетались тропическими птицами, блестели мелкой чешуей, делали части тел невидимыми, развоплощались и возрождались заново. Долорес тут было нечем удивить.
Она всматривалась в лица гостей в поисках Карла и столкнулась с молодой женщиной и едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от изумления. Это была ее невестка Лора. На голове у нее было что-то движущееся, как ожившие волосы, но присмотревшись Долорес поняла, что это клубок змей, которые ежесекундно то разворачивались, шипя, то опять засыпали, сворачиваясь. Лицо Лоры, всегда такое блеклое и скромное, сейчас было ярко накрашено: подведенные черным глаза, накрашенные губы, немного кроваво-красной помады попало на передние зубы. «Медуза Горгона», – узнала Долорес греческую убийцу. Неприятно удивилась: Лора? Что она о себе вообразила. Все как с ума сошли.
