Пуля прошла сквозь Карла, как сквозь торт, он отпустил руку Гая и, усмехнувшись, отступил на несколько шагов назад. Гай видел, как покачнулась Долорес, но все еще не понимал.
Карл развел руками:
– Я же бессмертен!
Эхо бросилось разносить по углам склепа: «Смертен… Смертен…»
– Бессмертен, – повторил Гай, глядя, как на белом платье матери растекается красное пятно. Она подняла руку к горлу, пытаясь расстегнуть ворот, и стала медленно оседать на пол.
– Мама? – Гай пошел к Долорес, споткнулся, едва удержался на ногах, ухватившись за какой-то крест на памятнике рядом.
Она опустилась на землю и тяжело дышала, неловко откинулась на надгробный камень за спиной. Белая ткань на груди все больше напитывалась кровью. Прерывисто, с одышкой произнесла:
– Прости меня…
Гай опустился на колени возле нее:
– Не надо говорить, мама…
Она положила ладонь на его щеку и, собравшись с силами, сказала:
– Не дай ему открыть дверь. Ты сын дьявола, но еще… ты – внук бога. – И закрыла глаза.
– Мама, – позвал он.
Лицо Долорес на глазах изменилось, опустело. Гай обнял ее, пытаясь удержать то, что удержать невозможно. Никогда ничего нельзя было понять по этому лицу. Столько раз в своей жизни он пытался угадать, что она чувствует. И выходит, что всегда ошибался. Он медленно, неловко стал снимать пальто. У него никак не получалось выдернуть руку из рукава, потом все-таки вышло. Аккуратно, как ребенка, он укрыл ее, что-то тихо говорил ей, гладил ее по руке.
Карл стоял над ним какое-то время, ожидая, потом склонился, взял за плечо:
– Соберись! Не время раскисать.
Гай посмотрел на него словно издалека, как будто сквозь него.
Карл вытащил книгу из-за пазухи:
– Книга у меня!
Гай покачал головой. Он по-прежнему смотрел на мать.
– Идеальная копия, моя копия! Мы должны попробовать! – Он сказал это так громко, что по склепу прокатило эхо. – Где дверь?
В этот момент послышались шаги.
– Гай!
Гай вздрогнул, услышав голос Амико. Он очнулся и как будто только теперь заметил Карла. И до него дошел смысл его слов.
– Амико! – Гай начал подниматься, ощутил тяжесть пистолета в кармане. Поднял руку ко лбу, отер холодную испарину. Его лихорадило, он сжал рукоять пистолета, чтобы унять дрожь в руках. Фигурка Амико мелькнула в просвете между надгробиями. На бегу она крикнула:
– Гай, это не Мира, это киллер Симуна Сэ!
– Амико? – Гай растерянно озирался, пытаясь найти ответ.
И в этот момент снова грохнул выстрел. Пуля прошла, коснувшись предплечья Амико, порвав рукав ее куртки. Она выругалась. Гай бросился к ней, и они оба, пригнувшись, укрылись за ближайшим мавзолеем.
Карл даже не шевельнулся. Он так и стоял, скрестив руки на груди.
– Так-так-так, добро пожаловать. Как это похоже на старикана Сэ. Ну покажитесь, что же вы. И прекратите пальбу, вы мне надоели со своим оружием.
Зорн, наблюдавший за сценой, еще пытался осознать, что делать дальше, когда увидел, как Мэй выходит из укрытия и идет прямо на Карла.
– Образ без подобия, – отозвалась Мэй на непрозвучавший вопрос. – Нас принято называть искусственным интеллектом, я принадлежу последнему поколению.
– Ну, конечно… молодая нейросетка… Самообучающаяся? – с интересом спросил Карл.
– Технически мы – новая раса.
Зорн смотрел на Мэй. Вот оно что… Мэй – точная копия кого-то из прошлой жизни Гая. Симун Сэ хорошо подготовился: убрать всех причастных – и концы в воду. Ему вдруг стало очень скучно, и еще он понял, как сильно устал. От Тарота, от бессмысленных поисков, от жизни, от людей и нелюдей. От тоски по Еве.
В чем смысл гнева на мир, если мир – дикая, ежесекундно меняющаяся фантазия? Злиться на кого? Ведь каждый – всего лишь горсть будущего праха, который когда-то испытывал желания. И все это было зря.
– Технически. – Карл расхохотался. – Когда ты говоришь «технически» – это как? Скажи-ка мне, у тебя есть желания? Твои собственные желания? Ведь тот, у кого нет желаний – не существует.
– Я хочу стать сверхчеловеком.
– А если у тебя есть желания, – Карл еще пуще развеселился – то ты – не лучше, чем человек! Нет, Мэй, мы с тобой не так уж не похожи…
За спиной щелкнул затвор.
– Смотрите-ка, вечное зло против временного зла, – сказал Гай. – Давай проверим, ты также не существуешь, как и он?
И он выстрелил.
Бывают такие мгновения в жизни, когда тебе кажется, что ты понимаешь, кто ты такой. Мгновения, после которых мы думаем, что, возможно, наша жизнь больше, чем просто перемещение от станции рождения к станции смерти. А когда эти мгновения остаются позади, мы чувствуем, что в нас что-то навсегда изменилось или сломалось. Потому что на самом деле это одно и то же. И мы никогда уже не будем такими, как прежде.
Зорн знал, что закроет Мэй за секунду до выстрела. И он это сделал. Потом он упал, и наступила тишина.
Черным-черно
[36]
Зорн очнулся от скрежещущего металлического звука, попробовал сесть – плечо рвануло острой болью. Он ничего не видел правым глазом, на лице была липкая грязь, провел ладонью и понял, что это кровь. Голова раскалывалась от боли. Кажется, падая, он ударился и рассек бровь.
Он потер глаза, но лучше не стало. Все было в тумане – или нет – в дыму, потому что теперь он чувствовал запах гари.
Рядом неестественно ровно сидела Мэй, невидящим взглядом уставясь прямо перед собой.
– Мэй, – позвал Зорн и чуть не застонал от боли, раздавшейся в ответ в голове.
Мэй не двигалась.
Тогда Зорн сказал громче через стиснутые зубы:
– Черт возьми, Мэй!
Она моргнула несколько раз, ее зрачки расширились и сузились с характерным электронным щелчком.
Зорн попытался встать. С трудом опираясь о стену надгробия, он, пошатываясь, поднялся, в глазах потемнело. Когда он снова глянул на Мэй, она уже была на ногах. Пока он соображал, что от нее ждать, она сказала:
– Идти можешь? Нужно спешить.
Скрежещущий звук тем временем звучал все настойчивей.
– Если Карл откроет портал, нам всем конец, и людям, и нелюдям, – Мэй тянула Зорна за рукав. – Идем же!
Вокруг было уже так много дыма, что Зорн закашлялся.
– Пожар что ли? – морщась от боли, сказал он.
– Нет, я думаю, он открывает свой ад, или как там называется его родина.
