Она встала с кресла:
– Жалеешь, что спас меня?
– Может быть, Мэй, вы и вправду будете лучше нас, – сказал Зорн.
– Да-да. I think this is a beginning of a beautiful friendship
[37].
Он встал, чтобы обнять ее, но она покачала головой:
– Обниматься не будем. Прощай, – она вышла и хлопнула дверью.
Мэй, безупречная Мэй. Но когда он на прощанье заглянул ей в глаза, понял: той Мэй больше нет. Он чуть не подумал, что ее глаза стали больше похожи на человеческие. В них появилась темная глубина, и в этой глубине мерцали искорки гнева.
Пока ты жив, жизнь сильнее тебя
Когда до него доходит. Или с чего все началось
Отель «Черная дыра», Тарот, 15 января, 10:35. Парадоксально голубое небо было сегодня в Тароте, и по нему неслись огромные белые облака. Зорн сидел в кресле, спиной к окну и смотрел в стену прямо перед собой.
Если заказчик был Сэ, значит, книга изначально была у него. Но это была копия. О чем он и сам не подозревал. Это знал Карл, который и сделал копию по заказу Евы – вот зачем они тогда застряли в Венеции. А потом Карл слишком понадеялся на себя – гордыня – сказала Мэй.
Зорн складывал факты с той минуты, как ушла Мэй.
Если у Сэ никогда не было оригинала, а Амико точно не врала, что она отвезла портфель напрямую Сэ и по дороге нигде не останавливалась. Тогда вспоминай, Зорн, вспоминай, когда и где Ева могла спрятать книгу. Он прокручивал на ускоренной перемотке все повороты их бегства, как киноленту в голове. Стоп. Ну конечно. Та внезапная доставка в Копенгаген. Не было никакой другой доставки. Там Ева спрятала оригинал книги и, судя по всему, один из самых опасных гримуаров в истории сейчас преспокойно лежит в камере хранения копенгагенского музея искусств.
Он вынул из кармана браслет Евы, нажал замок и вытащил бумажку с цифрами и датой. Дата была та самая, когда они были в Копенгагене, а набор цифр – видимо, шифр от ячейки хранения. В конечном счете все вставало на свои места. Но если Ева жива, то она уже забрала книгу. Был только один способ это проверить.
Зорн смотрел на пистолет в руках и вспоминал слова Мэй: «Симун Сэ обманул тебя, но не во всем. Последний рыцарь, он нанял тебя, потому что ты человек своего слова и не можешь не выполнить обещания. Только смерть может остановить тебя. Если книга где-то есть, ты найдешь ее. Это была еще одна причина, по которой я должна была убить тебя. Вы, люди, считаете, что благородство – это ошибка, а хороший человек – неудачник. Поэтому ты всю жизнь думал, что с тобой что-то не так».
Еще несколько дней он провел в номере. Но на каком-то по очереди рассвете пришел в себя, собрал вещи и, заплатив, выпал из черной дыры в стылое январское утро. Судорожно глотнув воздуха, заторопился от одной мысли, что может сейчас вернуться обратно. Поймал машину на обочине трассы и хрипло сказал в лицо водителю:
– В аэропорт.
Отчаянье – это просто порог
Из Тарота Зорн вылетел в Париж. В Париже сел на поезд и с двумя пересадками добрался до Копенгагена. И вот этим солнечным холодным утром он оказался в музее искусств и стоял перед ячейкой камеры хранения.
Он медлил. Потом все же достал бумажку с шифром и набрал код.
Если книга там, все начнется сначала.
Если книги нет, ее забрала Ева.
Спустя несколько долгих секунд он нажал на кнопку. Замок щелкнул, и дверца приоткрылась. Зорн толкнул ее, увидел портфель, потянул на себя и почувствовал, всей рукой почувствовал книгу внутри. Ему и не нужно было его открывать. Но он, конечно, открыл черный портфель с красной биркой. Достал обернутый в ткань фолиант, развернул темно-зеленый, с затертыми проплешинами бархат и открыл заветную страницу.
По хранилищу прошел тихий тяжелый стон. Он захлопнул книгу, и в это мгновение из желтых рыхлых страниц выпал белый, как снег, новенький конверт.
Он поднял письмо. На конверте значилось размашистое краткое – «Зорну». Это был почерк Евы. Почерк Евы был таким же, как и она сама: стремительным, уверенным и безжалостным. В нем была не свойственная жизни искусная безупречность.
Над головой затрещала и перегорела лампа. Он закрыл портфель, сунул письмо во внутренний карман пиджака и пошел к выходу.
Медленно и твердо ступая, как моряк по качающейся палубе, он прошел через пустой музейный холл, вышел на улицу и сел на туристической лавке рядом со статуей улыбающегося слепого каменного льва. И так он сидел какое-то время. Со стороны могло показаться, что он кого-то ждет.
Потом он аккуратно, как бомбу, положил портфель на колени, а на портфель – конверт. Последнее письмо Евы. Он думал о том, каково это: знать, что еще предстояло прочесть. И он прочитал строчку за строчкой то, что она написала для него, не зная точно, получит ли он это письмо:
Дорогой Иван! Раз ты читаешь эти строки, значит, ты все знаешь, и оригинал книги у тебя в руках. Я оценивала эту вероятность в 56,7 процентов. Можешь считать, что на оставшиеся 43,3 я просто поверила в тебя.
Знала ли я, что именно должна доставить? Да. Когда за мной началась охота, я вскрыла портфель. Когда поняла, что ставки высоки, решила сделать копию. Но когда встретила Карла, вопросов не осталось. Книга неисцелимой жажды.
Если ты читаешь это письмо, то книга больше не опасна для тебя, потому что теперь ты знаешь: твой собственный противник – всегда только ты сам.
Книгу нельзя сжечь, но можно потерять. Если ты был в Тароте и видел Гая, то знаешь и как запечатать книгу. Потом просто выброси ее в первый попавшийся мусорный бак.
Это письмо будет неполным, если я не напишу про нас с тобой. Рич помог мне. Перестрелка оказалась удачным стечением обстоятельств, которое нельзя было упустить. Поэтому в каком-то смысле все было честно: в меня действительно стреляли, но я не умерла. Я знала, что так будет лучше. Для всех. Но это было непростым решением. Не таким простым, как мне бы хотелось.
Подписи не было.
Куда ведет эта бесконечная, всегда возрождающаяся надежда? Книга в его руках. Все возможно. Ему показалось, что она шевельнулась. «Возможно, – шепнул кто-то, – возможно». Конечно, тот Зорн, которым он был, Зорн, который играл до конца и всегда хотел быть победителем – тот Зорн непременно попытался бы. Но Зорн, который теперь сидел на лавке возле каменного льва, точно знал, как поступит.
Он завернул книгу в ткань и, держа сверток в руках, тихо произнес: «Свободен от гнева».
Книга издала мерзкий визг и, испустив клуб черного дыма, исчезла. Теперь он чувствовал вес в руках, но саму ее больше не видел.
Не мы выбираем, в чем мы лучшие. Он встал и медленно пошел в сторону вокзала. На ближнем светофоре бросил невидимый сверток в мусорную корзину. Черт возьми, Ева. Я полюбил все твои загадки.
