– Французы, конечно, не настолько прямолинейны, как англичане. Кстати, именно потому их власть в колониях для местного населения была предпочтительней. Но в 1756 году, когда началась Семилетняя война, англичанам удалось вытеснить французов из Северной Америки и Индии. Так что Наполеон Бонапарт имеет право попытаться вернуть земли бывших французских колоний, отторгнутых у его страны британцами.
– Ну, а нам-то какая выгода в этом походе? Что Россия получит за помощь Наполеону? Нет, я совсем не против, если Англия потерпит очередное поражение и будет ослаблена. Но она в конце концов залижет свои раны и снова ополчится на нас.
– Государь, наше будущее – на востоке. На Дальнем Востоке. У нас есть владения на Тихом океане и на Аляске. Но добираться туда из коренной России – сущее мучение. Надо сделать так, чтобы туда отправились люди и товары, которыми можно будет с немалой выгодой торговать с тем же Китаем и другими заморскими странами. Особенно важен вопрос с людьми. Без них мы потеряем земли, уже объявленные нашими владениями.
– Но ведь я уже учредил в 1799 году Российско-американскую компанию! – воскликнул Павел. – Я велел перевести правление компании в Петербург. Кстати, раненный злодеями господин Резанов по вашему настоянию назначен мной главой этой компании.
– Поверьте, государь, – воскликнул я, – богатства Сибири, Дальнего Востока и Русской Америки неисчислимы. Они должны служить только России. Но именно там, на Тихом океане, нам придется столкнуться с противодействием некоторых европейских стран – в первую очередь Англии. И чем сильнее нам в союзе с Наполеоном удастся ее ослабить, тем лучше будет для нас. А Индия… Пусть мсье Бонапарт продолжает изображать из себя нового Александра Македонского. Для нас главное – это, чтобы интересы России и Франции не пересекались. А если они где-нибудь и пересекутся, то все спорные вопросы должны быть разрешены мирно, без войны. Россия обязана быть настолько сильной, чтобы никто не рискнул вступить с ней в вооруженный конфликт.
– Я понял вас, Василий Васильевич, – кивнул Павел. – Спасибо вам за эту беседу. У меня есть о чем подумать…
17 (29 мая) 1801 года.
Санкт-Петербург.
Патрикеев Василий Васильевич,
журналист и историк
Ну Кутузов, ну сукин сын! – знает, на что можно поймать одинокого любителя истории и изящной словесности.
Такие мысли роились у меня в голове, когда я, сытый и слегка пьяный, покидал гостеприимный дом пока еще не фельдмаршала. Но то, что Михаил Илларионович им пренепременно станет, у меня не было никаких сомнений.
А все началось с того, что после обычного утреннего вахтпарада я, не имевший пока никаких особых дел и поручений, остался на плацу и стал любоваться Михайловским садом, который уже почти весь покрылся зеленью. Тут-то меня и подловил змей-искуситель в лице Кутузова.
– Что, Василий Васильевич, – спросил он, – размышляете о красоте природы и о бренности человеческого бытия?
– Размышляю, – кивнул я. – И о том, и о другом. Cogito, ergo sum
58.
Кутузов рассмеялся:
– У вас все еще помнят автора «Начал философии»? Похвально, похвально… Как мне показалось, ваши люди большие рационалисты, и философские рефлексии им не известны.
– Мои современники в основном военные, и потому им философствовать невместно. В бою надо мыслить рационально – как выполнить свою задачу, победить врага и самому остаться в живых.
– Это правильно, – Кутузов перестал улыбаться, и лицо его стало серьезным. – Впрочем, то, что нам предстоит в самое ближайшее время – дело не столько военное, сколько политическое.
– Вы имеете в виду совместный поход с французами? – сказал я. – Тут вы абсолютно правы. Скорее этот поход – мероприятие чисто политическое. И военная составляющая его вторична. И я очень рад, что государь избрал вас, Михаил Илларионович, в качестве главы русских сил, которые вскоре двинутся на восток.
– Государь уже принял такое решение? – переспросил Кутузов. – Я, к сожалению, пока об этом не получил достоверных известий.
– Да, решение принято, – кивнул я. – Сегодня или завтра император сообщит о нем вам. Да и кто кроме вас может совмещать в одном лице и полководца и дипломата? Ведь недаром вы целых полтора года исполняли обязанности русского посланника в Константинополе.
Лицо Кутузова расцвело улыбкой.
– Ах, дорогой Василий Васильевич – я вспоминаю о времени, проведенном в столице Османской империи, с огромным удовольствием.
– Скажите, Михаил Илларионович, а не могли бы вы направить послания тем высокопоставленным турецким вельможам, с которыми вы сдружились в Константинополе во время вашего пребывания там? Помнится, вам довелось получить аудиенцию у самого султана Селима.
– Было такое, – усмехнулся Кутузов. – Мне тогда удалось произвести благоприятное впечатление на султана Селима. Он даже не разгневался на меня, когда мне вздумалось посетить его гарем. Только боюсь, что у этого незаурядного правителя могут возникнуть большие неприятности из-за его попыток европеизировать Турцию.
– Вы имеете в виду янычар, которые недовольны тем, что султан решил создать «Низам Джедит», своего рода «войско нового строя»? Правление Селима закончится в 1807 году. Янычары поднимут бунт, свергнут султана и опояшут мечом Османа Гази кузена Селима Мустафу. Свергнутого падишаха запрут в Кефе – «Клетке для принцев».
– Я не поверю, что такой решительный и храбрый человек так просто согласится оставить трон! – воскликнул Кутузов. – Он наверняка призовет своих подданных подняться против узурпатора.
– Так оно и было. Рущукский паша Алемдар Мустафа-паша по прозвищу «Байрактар», сторонник реформ и верный Селиму человек, собрал сорокатысячное войско и отправился в Константинополь, чтобы восстановить на троне свергнутого султана. Но пришел он в столицу слишком поздно – новый султан Мустафа приказал убить своего двоюродного брата. Селима зарезали евнухи и слуги гарема.
– Очень грустная история, – вздохнул Кутузов. – Надеюсь, что в нашей истории она не случится. Хотя…
Мне осталось лишь развести руками. Может быть, нам и жаль султана Селима, но Османская империя, в которой начнутся серьезные реформы, и вместо полуразложившегося янычарского войска появятся регулярные части, вполне боеспособные и обученные современным методам ведения войны – все это превратит Турцию в опасного для России соперника. Ведь воевать с ней нам придется еще не раз.
Я сказал об этом Кутузову. Тот кивнул, соглашаясь со мной. Потом, видимо, для того чтобы отвлечь меня от тяжелых мыслей, он пригласил меня к себе домой.
– Василий Васильевич, не чинитесь, идемте, – сказал он. – Екатерина Ильинична часто вспоминает вас и сетует, что вы все никак не можете найти время, чтобы навестить нас. Ну, и заодно откушаете, мой повар, шельмец, весьма искусен в гастрономии. Вы ведь, поди, как утром отправились на вахтпарад, так и не ели больше. А время уже подходит к полудню.
