— Попробуем после совещания, — сказала Стина. — А иначе просто возьмем и съездим туда.
Вернувшись в участок, Чарли сразу же отправилась в туалет и заперлась. Встав возле раковины, она закрыла глаза и попыталась привести в порядок мысли, вертевшиеся в голове. Часы показывали почти одиннадцать. Беатрис отсутствовала уже больше суток. Где она? С кем? Или она одна? Жива ли она?
Чарли почти увидела перед собой песочные часы, песок, сыплющийся на дно. Время имеет такое огромное значение, а они пока ни на шаг не продвинулись. У них нет ничего.
17
Стина созвала всех в зал для совещаний. Она кратко сообщила присутствующим, что Андерс вынужден был уехать в Стокгольм по семейным обстоятельствам и что к ним едет новый коллега из Национального оперативного отдела. Затем она подвела итоги тому, что на текущий момент дали поиски.
Обход соседей в Хаммарё пока не принес результатов. Теперь круг расширился — опрашивали работников железнодорожной станции и водителей автобусов в надежде получить у них хоть какие-нибудь сведения. Не заметили ли они человека (или людей) с ребенком в коляске, который вел бы себя странно или еще как-то выделялся?
— На телефон что-нибудь полезное поступало? — спросила Чарли.
— Ничего особо ценного. Много пустой болтовни, в общем, сама знаешь.
Чарли кивнула. Призыв о помощи общественности всегда привлекал людей одиноких, параноиков, доморощенных детективов и ясновидящих. Но среди всего этого порой находились крупинки золота, которые могли повернуть весь ход следствия и привести к тому, что дело оказывалось раскрытым. Главной задачей полицейских, принимающих звонки, было разглядеть такие крупицы в мутном потоке.
— Чарли и Андерс только что навестили Никласа Санделя, брата Фриды, дядю Беатрис, и побеседовали с ним.
Стина указала на фотографию Никласа на белой доске. Должно быть, фотография была снята на несколько лет раньше — по крайней мере, на ней он выглядел не столь опустившимся. Русые волосы казались блестящими, а взгляд ясным.
— Никлас Сандель — наркоман, употребляющий тяжелые наркотики. Его неоднократно задерживали за взлом, кражу и хранение наркотических средств, а десять лет назад — за изнасилование несовершеннолетней. Подожди, — продолжала Стина, когда один из коллег открыл рот, чтобы что-то сказать. Затем она обрисовала обстоятельства — о встрече в баре, фальшивых документах и о том, что заявление в полицию подавал отец девочки.
— И все же это кое-что о нем говорит, — сказала Чарли.
— Само собой, и к тому же его единственное алиби подтверждает его такой же спившийся друг, но в нынешней ситуации у нас на него больше ничего нет, — закончила Стина.
— Может быть, стоит прижать его посильнее, — предложил Рой.
— Разумеется, — согласилась Стина. — Мы с тобой можем поехать к нему снова. Однако в разговоре с Санделем выяснилось и еще кое-что. Может быть, ты сама расскажешь, Чарли?
Чарли изложила, что сказал Никлас о Паскале Бюле и его обиде на Густава Пальмгрена. При первом быстром поиске они не обнаружили никаких деловых контактов между Пальмгреном и Бюле, однако это не означает, что их нет.
— Вы побеседовали с Бюле? — спросил Рой.
— Телефон отключен, его жена не отвечает, — сказала Чарли. — Сразу после совещания я поеду к нему домой. Кто-нибудь из вас пусть поговорит об этом с Густавом Пальмгреном — надо узнать, какую версию всего этого предложит он. И еще одно, — продолжала она. — Никлас Сандель рассказал, что и Густав, и Давид Юландер употребляют кокаин. На его взгляд, речь не идет о серьезной зависимости, но на его оценку мы особо полагаться не можем. В том, что касается Бюле, ситуация, судя по всему, более серьезная.
— Стало быть, ты думаешь, что похищение ребенка может быть связано с наркоманскими разборками? — спросил Рой.
— Я этого не говорила, — возразила Чарли. — Если то, что сказал Никлас Сандель, — правда, то это не тяжелая зависимость, и Густав с Давидом в состоянии это финансировать, ничем не рискуя, но…
— Но — что? — спросил Рой.
— Просто считаю, что это надо знать, — ответила Чарли, — чтобы составить как можно более полное представление о людях в ближайшем окружении Беатрис.
Стина указала на то, что они должны проверить алиби потерявшей троих собственных детей уборщицы Амины, которая иногда выполняла роль няни. Кроме того, им необходимо продолжать изучение прошлого семьи Пальмгрен. Существует ли связь с бизнесом Густава Пальмгрена? Может быть, Паскаль Бюле — один из многих, кто чувствует себя обиженным? Или же речь идет о шантаже, и кто-то похитил Беатрис, чтобы потребовать у Густава Пальмгрена выкуп? Хотя никто пока не связывался с ними, требуя выкупа, исключать такую возможность нельзя.
— Кто-нибудь хочет еще что-нибудь добавить? — продолжала Стина, когда все получили задания. — Вопросы?
Она оглядела группу. Все молчали.
Добравшись до торгового центра Бергвика, Чарли поначалу подумала, что навигатор привел ее не в то место, но вскоре за вывесками универмага последовали леса и красивые коттеджи у воды.
Дом Бюле оказался недавно возведенной черной виллой. В саду стояли экскаваторы и другая техника. Похоже, тут собирались строить бассейн — к такому выводу пришла Чарли, прочитав надписи на машинах.
Пройдя по газону, покрытому размытой глиной со следами гусениц, девушка подошла к входной двери.
Свет в доме был погашен. Еще до того, как нажать на звонок, Чарли поняла, что никто не откроет. Возвращаясь к машине, она достала телефон и снова нашла в интернете фотографию трех парней в плавках перед зданием школы-интерната в Адамсберге.
Густав стоял в центре как победитель заплыва. Имена двух других мальчиков, которых он обнимал обеими руками, не указывались — о них говорилось только, что они его друзья. Увеличив снимок, Чарли разглядела, что у парня, стоящего справа от Густава, волосы с одной стороны черные, а с другой почти белые. Не могло быть никаких сомнений — это Паскаль Бюле. И теперь она увидела, что парень с другой стороны от Густава — Давид Юландер.
Сара
И снова мы сидели в подвале. От меня требовалось рассказать свою историю. Сколько бы я ни говорила, что в ней нет ничего интересного, — мне все равно пришлось ее рассказать.
— Я выросла в маленькой деревне, — начала я и оглядела сидевших в кружок девочек в ночных рубашках и шляпах. — Поначалу все было… ничего, но мой папа… он очень любил выпить.
— А кто не любит? — спросила Никки, отпив большой глоток из бутылки, ходившей по кругу.
— Заткнись, — сказала Лу.
— Ну вот, а потом мама свалила, — продолжала я, глядя прямо в глаза Лу. — Она сбежала с каким-то испанцем, и тут папа начал бухать еще больше.
Я вспомнила про все папины пьяные драки, пустые бутылки, окурки сигарет, мужские колени. «Иди сюда, сядь и расскажи, есть ли у тебя парень. Ну выпей глоточек, от одного глотка еще никто не умирал». Я вспомнила, как обещала себе — никогда не стану такой как папа. Но что еще мне оставалось делать?
