Эмили сказала Донне, что у нее есть выбор — уйти самой или же они вызовут полицию. Да, она говорит совершенно серьезно.
— Что вы здесь делаете? — спросила Эмили, заперев дверь за разгневанной Донной и увидев нас всех, столпившихся на лестнице. — Идите ложитесь.
— Где Лу? — спросила Никки.
— Лу пока внизу, она успокаивается, — ответила Эмили.
— Вы не имеете права запирать ее, — заявила Никки. — Или привязывать. Обещайте, что не будете привязывать ее.
— Вы идете и ложитесь в постели, — велела Эмили. — Немедленно.
Заснуть не удавалось. Я уже привыкла к дыханию Лу на верхней кровати надо мной. Почему она не возвращается? Ее напичкали успокоительными? Я вспомнила рассказы Никки о других учреждениях, на фоне которых «Чудное мгновение» представало просто раем земным, — учреждениях, где проживающих пристегивали ремнями и усыпляли, где их без конца сажали в изолятор, пока они не сходили с ума и не начинали видеть то, чего нет.
Я как раз поднялась, чтобы пойти и проверить, где Лу, когда она вернулась в комнату. Волосы всклокочены, лицо почти такое же белое, как ночная рубашка.
— Оставь меня в покое, — сказала она мне, хотя я не произнесла ни слова. Потом прошла мимо меня и залезла на свою кровать. Я хотела залезть к ней, обнять ее и шепнуть, что все будет хорошо, но что я могу об этом знать? С таким же успехом все может пойти в противоположном направлении и стать еще хуже.
24
Дорога, ведущая на Эстра Эмтервик
[6], оказалась узкой и извилистой. Чарли мечтала посетить Морбакку еще с тех пор, как прочла книгу «Император Португальский»
[7]. Усадьба Сельмы Лагерлёф располагалась всего в ста пятидесяти километрах от Гюльспонга, но у Бетти не было ни машины, ни прав, поэтому съездить так и не получилось. Пейзаж вдоль дороги постоянно менялся — то поля, то леса, то луга. Время от времени с правой стороны мелькало озеро Фрюкен. Чарли изо всех сил давила на газ — к сожалению, дорога так непредсказуемо петляла, что приходилось ехать медленнее, чем хотелось бы.
Морбакка. Место оказалось еще красивее, чем на фотографиях. В траве у дома цвели пролески, а, взглянув на большой желтый дом, Чарли буквально увидела перед собой кавалеров из «Саги о Йёсте Берлинге»
[8], которые стояли, прислонившись к столбам веранды.
Вокруг не было ни души. Поднявшись по каменной лестнице, Чарли повернула ручку двери. Не заперто. Тяжелая деревянная дверь скрипнула, и Чарли оказалась в прихожей. Прямо перед собой она увидела картину, изображавшую зимний сосновый лес, и чучело гуся перед ней.
— Простите, музей закрыт.
Чарли подняла глаза и увидела молодую женщину с косичками и в головном уборе — та была одета в костюм позапрошлого века.
— Экскурсии начнутся только в мае, — продолжала женщина.
— Я здесь по другому делу, — сказала Чарли, показывая полицейский жетон. — Я ищу Мадлен Сведин.
— Это я.
Чарли удивилась. Она никогда бы не догадалась, что эта молодая женщина, больше похожая на девочку, без макияжа и с серьезным лицом — и та, что выпячивала губы на фото в Инстаграме, один и тот же человек.
— Что-нибудь случилось? — спросила Мадлен.
— Я хотела бы поговорить с вами по поводу пропавшего ребенка. Вы наверняка об этом слышали.
Мадлен посмотрела на нее вопросительно, но кивнула.
— Слышала, — подтвердила она. — Это ужасно. Но не понимаю, каким образом я могла бы…
— Мы не могли бы присесть?
— Я должна предупредить остальных, — сказала Мадлен, кивнув вглубь дома. — У меня занятия с молодыми гидами, но они могут пока попить кофе.
Вслед за Мадлен Чарли прошла через боль-шой салон и столовую. По стенам висели портреты серьезных мужчин в пасторском облачении и большие рисунки углем, изображающие дома и усадьбы.
В кухне стояли четыре женщины — в таких же нарядах, что и у Мадлен. Мадлен предложила им сделать перерыв и попить кофе, а если она задержится больше чем на десять минут, начать рассказывать экскурсию друг другу. Потом она обернулась к Чарли и предложила подняться на второй этаж. Чарли двинулась вслед за Мадлен по винтовой лестнице позади кухни.
Мадлен провела Чарли в маленькую комнатку, где они уселись за круглый стол у окна, занавешенного тонкими кружевными шторами.
— Как тут красиво! — воскликнула Чарли.
Мадлен кивнула и ответила, что сейчас они находятся в гостиной экономки. Той самой, которая командовала всей прислугой и пользовалась большим доверием хозяйки.
— Как давно вы здесь работаете? — спросила Чарли.
— С двадцати одного года, — ответила Мадлен. — То есть уже девять лет. Сельму я обожаю еще с детства, так что это самая лучшая сезонная работа, какую только можно представить. Я играю ее сестру Герду, — продолжала она, глянув на свое платье. — Рассказ получается более живым для посетителей, когда я рассказываю о нашем детстве, о том, как мы росли тут вместе с Сельмой.
— А в остальное время? — спросила Чарли. — В смысле — чем вы занимаетесь, когда здесь не сезон?
— Я изучала в университете разные курсы. Но эта работа все больше становится моим основным занятием, потому что теперь усадьба открыта в праздники и на Рождество, а мне доверяют все более ответственные задачи. Наверное, человеку положено иметь более масштабные планы на жизнь, но мне тут нравится.
— Понимаю, — сказала Чарли. Она сделала глубокий вдох и заговорила о другом: — Можно спросить, что вы делали в субботу утром с восьми до десяти часов?
— Что вы имеете в виду? — тон Мадлен сразу стал жестким. — Это допрос? В таком случае следовало предупредить меня с самого начала.
— Это просто вопрос, — сказала Чарли, — на который вы наверняка готовы ответить.
— Я была дома, — ответила Мадлен. — Скорее всего, еще лежала в постели. Накануне вечером я ходила в бар, так что…
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Нет… я была одна. Прошу прощения, но мне все это довольно неприятно. Меня в чем-то подозревают?
— Предполагаю, что вы знаете — речь идет о дочери Густава Пальмгрена, — сказала Чарли. — Мы получили информацию, что у вас с ним отношения.
— Откуда вы знаете?
— К сожалению, этого я сказать не могу, — ответила Чарли. — Это так?
— Нет, — ответила Мадлен. — У меня с ним нет никаких отношений.
