«Не упрекай меня за это. Разве правда хоть когда-нибудь делала тебя счастливее?»
Чарли достала очередное письмо и перенеслась в прошлое, в те времена, когда «Чудное мгновение» было психиатрической лечебницей. Она читала про горячие ванны и монотонную трудотерапию, о галлюцинациях других пациентов, о жуках под кожей и змеях под кроватью. Это было все равно что сделать шаг в свои кошмарные сны — потерять опору под ногами, потерять себя, потерять рассудок.
А вот и старый снимок. Чарли достаточно было взглянуть на него всего на секунду, чтобы понять: Сара была совершенно права. Эту молодую женщину с ребенком на руках Чарли сразу же узнала. Такое фото стояло у них дома в Люккебу. Это была Бетти. Бетти с ней на руках.
Положив фотографию на живот, Чарли уставилась в потолок. Ей потребовалось сделать паузу, чтобы все это переварить. Голова кружилась при мысли, что она только что прочла слова своей бабушки, что Сесилия Маннер находилась всего в нескольких милях от нее — а она даже об этом не знала. И снова она, эта ужасная история, наложившая отпечаток на всю ее жизнь — мертворожденная сестра Бетти и убийство маленького мальчика, папа которого был виновен во всем, — но теперь рассказанная ее бабушкой.
Чарли сделала глубокий вдох. Ей нужно выпить вина, но это подождет. Она достала следующее письмо.
«Мы сидели на скамейке у павильона, и я сказала Флоре, что вот она идет. Вот моя дочь. А потом… потом я увидела ребенка у тебя на руках. Ты несла сестренку. Она вернулась.
Я вовсе не хотела тебя пугать. Не хотела отбирать у тебя малышку. Просто хотела подержать ее немного. Так давно я об этом мечтала».
Чарли все лежала на диване, пока за окнами спускались сумерки — лежала и думала о том, сколько раз Бетти лежала в точности так же, жалуясь на свет и звуки. Но она не Бетти. Мысли снова вернулись к Сесилии — как тот мужчина ударил ее в живот, как ребенок вышел наружу мертвым и как семилетняя Бетти стала свидетельницей всего этого. На что списать безумие Сесилии и Бетти — на ужасные события или тьму в самой их природе? И если последнее, то есть ли эта тьма и в ней самой тоже?
Но какое теперь имеет значение, что чем вызвано? Чарли стала такой, какой стала, независимо от того, каким образом это произошло, и теперь ей оставалось лишь сделать все от нее зависящее, чтобы избежать страданий — для себя и других. Так просто. Так сложно.
Незаметно для себя она заснула. В ее сне девушка в красном платье танцевала под любимую песню Бетти.
Друг для друга вишенки в садочке
Мы с тобой наберем
Ни души теперь в моем садочке,
При каждом повороте ее лицо меняется — Бетти, Аннабель, Франческа, Лу. Они смеются, становятся одним человеком, падают. Разбиваются, встают и снова падают.
Проснувшись, Чарли почувствовала, что взмокла, как от горячки. В комнате было совсем темно. Ей нужно что-нибудь съесть, принять душ и лечь в постель.
В проходе у кухни она зажгла люстру и посмотрела на картину. Цветущая вишневая роща. Люккебу. Она и Бетти на ступеньках крыльца. Взгляд скользнул дальше на двух маленьких детей в траве, новорожденную девочку и мальчика, сплетенных между собой, утопающих в траве. Они лежали лицом к лицу, и теперь она увидела то, чего не замечала раньше, — легкий намек на улыбку у них на губах.
Сара
Неужели я всерьез думала, что стану ровняльщицей усов в салоне красоты? Неужели я верила, что Лу, я и ее мама всерьез создадим собственную фирму и будем жить долго и счастливо?
Неужели я стала девочкой, верящей в истории со счастливым концом?
Может быть, и нет, но когда я шла по гравиевой дорожке мимо безголового ангела с куклой Лу под мышкой, мне показалось, что впервые за целую вечность я чувствую надежду. Социальная служба в Гюльспонге подыскала мне квартиру. Если я буду вести себя нормально и не нарушу их правила, то смогу жить самостоятельно — так, как я и хотела с самого начала.
Я посмотрела на скамейку, где обычно сидела Лу в ожидании Донны, и более чем когда бы то ни было пожелала, чтобы существовала жизнь после смерти — такое место, где они, наконец, встретятся и осуществят все свои мечты. И еще я подумала о маленькой Беатрис. Авось жизнь будет к ней добрее, чем к ее маме.
Юнас стоял и курил у своей машины на парковке. Увидев меня, он поднял руку и помахал.
Как раз в тот момент, когда я собиралась закрыть за собой железные ворота, прибежала Пикколо. Я присела в траве и позволила ей облизать мне лицо. Потом я взяла ее за страшненькие ушки и прижалась носом к ее мордочке.
— Пока! — прошептала я. — Пока, маленькая история со счастливым концом!
