Краем уха Фёдор услыхал, как по лестнице торопливо взбегают вверх две пары ног, подковки сапог звонко стучат по каменным ступеням. Хлопнула входная дверь, и сразу:
– Фараоны! Фараоны заходят, во двор, со всех сторон!
И этот голос тоже показался Фёдору смутно знакомым.
– Заходят, точно! – подтвердил другой, совсем мальчишеский.
– Спокойно, товарищи! – рявкнул Бывалый, перекрывая мигом поднявшийся гвалт. – Спокойно! Уходим! Йоська!..
– Чёрный ход перекрыли! – выпалил тот же голос, что первым предупредил о появлении полиции. – Я ж там и сидел!..
– Спокойно, говорю! – Бывалый отнюдь не растерялся. – На чердак, скорее! Дамы вперёд! Если что – будем отстреливаться!
Фёдор едва успел захлопнуть крышку и отпрыгнуть, затаившись в темноте под самой кромкой крыши, в пыли за кирпичным дымоходом. Сердце колотилось где-то у самого горла.
Хлопок упавшего люка. Возня, шорох, кряхтенье.
– Сюда! Сюда, мадемуазель! Тутай! Поспех!
[32]
– Яцек, там окно – на соседнюю крышу!.. – командовал внизу Бывалый. – Старик! Лев!..
Однако жандармы, видать, оказались далеко не столь глупы, как это казалось собравшимся. Темноту чердака пронзил луч электрического фонаря, кто-то рыкнул:
– Стоять!..
И тотчас грянул выстрел. Выстрел, а затем тяжёлое падение тела, соскользнувшего вниз по крутым ступеням.
– Двери заложить! Все наверх!.. Йоська, ты…
– Готов! – откликнулся задорный голос.
– Чердачную дверь задраить!
Федя замер ни жив ни мёртв. Из его укрытия он только и смог различить быструю тень, ловко скользнувшую к чердачному входу. Жандармы, понеся потерю, поняли, что просто так наверх соваться смысла нет.
– Тута они, вашбродь! Через крыши тикают!..
– Готово. – Тонкая тень метнулась обратно. В руке маслянисто сверкнул револьвер.
По всему подъезду раздавались гулкие удары – полиция, похоже, разом ломала и парадную, и чёрную двери. Чем-то тяжёлым били и в чердачную, но тут и один-единственный стрелок продержится довольно долго.
Беглецы один из другим выбирались через потолочный лаз, быстро скрываясь в темноте чердака. Зазвенело стекло.
– Товарищ Бывалый!.. Уходите!.. Ратуй себе!
– Не волнуйтесь, товарищ Яцек, – с удивительным спокойствием отвечал Бывалый. – Не родился ещё такой фараон, что меня б заломал.
И тут снизу, из дворов, ударили ещё выстрелы. Уже не револьверные – винтовочные, и это был залп. Затем ещё один.
У Феди подкосились ноги, в груди сделалось пусто-пусто и холодно-холодно. Он вдруг увидел Веру, вообразил, как сестра, пробираясь по краю кровли, вдруг спотыкается, падает, срывается вниз, на грязный снег проходного двора…
Нет! Нет! Господь всемогущий, Господи Боже сил, избавь, спаси и сохрани!..
Недолго думая Фёдор скинул шинель, вывернул наизнанку, надел – фуражку засунул за пазуху, туго перепоясался – не хватало только оставить её тут, с собственноручно выведенным «Ѳеодоръ Солоновъ 7 рота» на подкладке.
Дождался момента, как только стихли торопливые шаги, перекрестился и – высунулся из убежища.
Внизу по-прежнему долбили, однако двери оказались сделаны на совесть, не поддавались.
Фёдор скользнул на крышу следом за пытавшимися скрыться. Холодный ветер резанул по лицу, качнулось вечереющее небо над головой; впереди по крышам бежали, пригибаясь, тёмные фигуры; снизу, из дворов, вновь грянул залп, и Фёдор услыхал зловещее завывание пуль – совсем рядом.
Позади что-то грохнуло; Федя обернулся – из чердачных окон вырвался сизый дым.
«Дверь подорвали», – мелькнула мысль.
Снизу доносились зычные команды, цокали по брусчатке многочисленные копыта. Фёдор, как мог, торопился за убегавшими, неколебимо зная лишь одно: сестру надо спасать. Неведомо как, но надо. И сейчас он, тоже пригибаясь, бежал и бежал следом.
Позади тоже затопали тяжёлые сапоги – взорвав дверь, жандармы в свою очередь выбрались на крыши.
«Что делать?! Что делать?!.. Вниз-то как спускаться?..»
Беглецы свернули влево, на крышу флигеля – дорога впереди упиралась уже в Гарновскую улицу. И оттуда вовсю доносились свистки торопившейся на перехват стражи.
Флигель оказался узким, да вдобавок ещё и построен каким-то невообразимым зигзагом.
Их охватывали уже со всех сторон. Снизу, из дворов, стреляли, заставляя пригибаться, замедляясь; позади тоже спешила погоня, передний вскинул револьвер, пальнул раз и другой, больше наугад, угодил в дымовую трубу, да так, что штукатурка брызнула во все стороны совсем рядом с Фединой головой.
Мелькнуло низкое чердачное окно, совсем узкое, а рядом – высокий, словно палец великана, выход целого снопа печных дымоходов. Федя нырнул за него, и вовремя – со стороны убегавших хлопнул ответный выстрел, и вырвавшийся вперёд жандарм оступился, рухнул и словно бревно покатился вниз, в темноту двора.
Остальные преследователи мигом рассыпались, укрылись кто за чем, азартно палили в ответ; а кадет седьмой, самой младшей роты Солонов Фёдор ужом полз по обледенелому кровельному железу.
Ползти пришлось почти по самому краю, дух перехватывало, но Федя только твердил себе: «Вниз не смотри, не смотри вниз!» – и продвигался вперёд.
А ещё через несколько мгновений он заметил стрелка.
В коротком, но даже отсюда заметно – щегольском полушубке, с небрежно повязанным красным шарфом, за дымоходом пристроился не кто иной, как незабвенный Йоська Бешеный, он же Иосиф Бешанов, подававший столь большие надежды ученик вечерней школы, где учительствовал кузен Валериан…
К счастью, Йоська устроился на другой стороне ската; и Фёдор, распластавшись, благополучно его миновал. Увы, тут не до геройства – сестру надо спасать!..
И он их нагнал. Примерно с десяток мужчин и две дамы: Вера и ещё одна, в длинном пальто и платке.
Стены здесь сходились, образуя узкую световую шахту – глухой колодец, куда выходят окна кухонь и тому подобного; из него нет выхода, однако товарищей эсдеков это явно не останавливало. Один за другим они скрывались за краем крыши, и Фёдор разглядел нечто вроде сброшенной вниз верёвочной лестницы.
Правда, спускались они медленно. Слишком медленно.
За спинами вновь грянули выстрелы, и на сей раз они раздавались куда ближе. Йоська в одиночестве удержать погоню явно не мог.
– Старик… Лев… Яцек… Беленин… тётя Аня…
