– Откуда ты на крыше взялся?
«Ага, – подумал Федя. – Она ж не догадывается, что я их подслушивал, что знаю про Старика, про Льва, про Бывалого…»
– А зачем тебя жандарм хватал?
– С каких это пор в семье Солоновых принято отвечать вопросом на вопрос? – почти искренне возмутилась Вера.
Тут, конечно, напрашивался ехидный ответ: «С тех самых, как моя старшая сестра связалась с государственными преступниками!» – но Фёдор счёл за лучшее это пока придержать.
– Это у вас тут такие поэтические вечера?
– Много ты понимаешь! Ну да, поэтические. Не все мои подруги в особняках живут, многие очень даже скромно! А вот что ты делал на крыше и что по этому поводу скажет мама…
– А что скажет папа по поводу твоего браунинга?
Удар попал в цель. Вера закусила губу.
– Браунинг ты тоже на поэтическом вечере раздобыла?
Сестра молчала.
Федя с торжеством потянулся за чаем.
Глава XIV
Конец декабря 1908 – начало января 1909 года, Гатчино
– Не говори им. Пожалуйста, не говори. Умоляю. Христом Богом молю. – Голос Веры дрожал, в глазах стояли слёзы. – Ты ведь тоже… ты тоже… что ты там делал, на этой крыше?
Он не дал втянуть себя в этот круг.
– Что б ни делал, а оказался, где нужно! Да если б не я, фараоны тебя б уже в кутузку засадили, и знаешь, что б тогда с тобой было? А с папой?
– Ничего бы с ним не было, – буркнула Вера.
– Почему?
– Потому что… потому что… – Она заметно колебалась, хотела что-то сказать, но под конец выпалила явно не то, что собиралась: – Софью Перовскую повесили, так? За цареубийство, не шутка! А отец её ещё девять лет, до самой смерти, состоял членом совета при Министерстве внутренних дел!
[33]
– Тихо ты! – зашикал на сестру Фёдор. – Мало ли! То когда было! А теперь время другое, сама знаешь! Эвон мятеж на мятеже!
Вера не нашлась, что возразить.
– Ладно, родителям не скажу, – смилостивился наконец Фёдор. – Но только если ты всё мне сама расскажешь!
– Чего я тебе расскажу? – уныло спросила сестра.
– Что ты там делала. Что за люди. Почему их полиция ловила. Я из-за тебя, между прочим, преступником сделался!
– Люди… – проворчала Вера. – Всякие люди. За народное счастье стоят, за справедливость, за свободу…
– А это не они, часом, семёновский эшелон взорвали? – Федя знал, что не они, но припереть сестрицу к стенке лишний раз не мешало.
– Нет, не они, – неожиданно спокойно сказала Вера. – Социалисты-революционеры. Их «Боевая организация», если хочешь знать.
– А… а ты откуда про то узнала?
– Откуда надо, – отрезала Вера. – От тех… людей, которых сегодня арестовали. И вообще… я там была по заданию!
– Какому заданию?
– Побожись, что никому не скажешь!
– Клянусь! Могила! – Федя трясущимися руками полез за пазуху, достал нательный крестик.
– Я там была по заданию полиции, – шёпотом отчеканила сестра.
– Чего-о?! – Фёдор так и сел.
– По заданию полиции. – Вера наслаждалась эффектом. – Для борьбы с крамолой.
– Врёшь! А жетон у тебя есть?
– Какой жетон?
– Ну, полицейский!
– С ума спятил, Солонов-младший! Кто же на такие дела с полицейскими жетонами ходит?! Ты ещё скажи – почему фуражку не надела!
– Всё равно не верю, – упрямо сказал Фёдор. – Чем докажешь?
– А чем тут доказать можно? – парировала сестра.
Тут пришлось задуматься. А и впрямь, чем? Что там в полиции принято? Расписку, наверное, писать? С печатью?
– Глупый ты, – снисходительно заявила на это Вера. Она явно приходила в себя. – Никто в полиции про меня не знает, кроме одного лишь человека, из Охранного отделения. И имени моего там нет, псевдоним только, потому что у смутьянов там свои агенты тоже есть. Вот потому-то меня и арестовали бы, потому что это обычные жандармы, а того, кому я сообщаю сведения, здесь не было…
С точки зрения Фёдора, это было не лучшим объяснением.
– Тогда расскажи, как это всё началось?
В конце концов, он ведь тоже знал кое-что.
– Ничего особенно таинственного, – Вера пожала плечами. – Кузен Корабельниковых, Валериан… он стал за мной ухаживать… – Она покраснела.
Это не было секретом, но Федя подумал, что ему стоит удивиться.
– Мал ты ещё для таких вещей!.. Но… в общем, дело было так – он стал мне рассказывать о несправедливостях, о тяготах народной жизни, как плохо живётся крестьянину, рабочему, ремесленнику… Я слушала, поддакивала, он становился всё откровеннее. А потом предложил «встретиться с героическими людьми, что хотят изменить мир».
– И ты пошла? Не думала про нас, про папу, про маму?
– Пошла! – вспыхнула Вера. – Потому что… потому что уже знала, что это смутьяны и мятежники!
Фёдору Солонову было всего лишь двенадцать с половиной лет, и опыта в сердечных делах он не имел никакого (ну, если не считать смущения и растерянности, испытываемых в обществе одной юной, но донельзя отчаянной гимназистки-тальминки), и сейчас это не слишком укладывалось в его сознании.
– Сразу? Сразу знала? И никому не сказала?
– Не сказала! – огрызнулась сестра. – Но… потом Валериан стал говорить о терроре… о том, что это неправильный путь, а надо готовить восстание… и тут я испугалась. И… пошла в Охранное отделение. И… рассказала там всё.
– И никого не арестовали?
Вера помотала головой.
– Нет. Сказали, что надо следить… надо внедриться… надо сообщать обо всех их действиях…
Обо всех их действиях – хм, а как же с тем мятежом? Вера не сообщила?.. Или – она и не собиралась ничего сообщать?
Но вслух об этом он, разумеется, не сказал.
– И ты, значит, внедрилась? И тебе поверили?
– А почему же мне не поверить? – гордо объявила сестра. – Я умею играть! У меня все главные роли в гимназических постановках!.. В общем, притворилась. Это нетрудно, честное слово. Сыграть в «Федре»
[34] куда сложнее было.
