Ехали на грузовиках, понатыкав, куда только влезли, красных знамён да кумачовых лозунгов – белое по алому.
Сыро, промозгло, серо. Низкие тучи, словно крышка гроба, – хоронят старую жизнь, в ямину опускают.
Грузовики промчались по Шпалерной, завернули на Потёмкинскую, с неё – на Преображенскую, потом через Жуковского выскочили на Знаменскую – и вот он, Невский, здравствуй, старый знакомый!
Нет, здесь не было пусто и тихо – у Николаевского вокзала горели костры, стояли караулы и даже зачем-то два броневика; но жизнь отсюда ушла. Вот угловой дом на Знаменской площади, 41/83, невиннейшая контора Вильгельма Циглера, торгующая семенами цветов и овощей, а и тут – окна выбиты, над ними полукружья гари.
Трамвайные провода оборваны, волочатся по брусчатке, поникли, словно усы очень, очень грустного кота.
Как-то там Черномор?.. Вот Надя, молодец ведь, заранее купила для него специальную корзинку с крышкой…
Разогнаться по главному проспекту столицы не успели. Вот уже и пересечение с Литейным, но тут уже пришлось остановиться. «Революционные полки» натащили каких-то телег, бочек, коробов, ящиков, повалили, ничтоже сумняшеся, фонарные столбы; и один несчастный трамвай спихнули тоже с рельс, развернули поперёк дороги.
Кадеты горохом посыпались было с грузовиков, но Две Мишени мигом загнал всех обратно.
Баррикада перегораживала всю улицу, от выбитых витрин ресторана «Палкинъ» до противоположной стороны; караул отсутствовал, множество солдат – явно запасников – сидело и лежало, грелось у огня, и при виде офицера (а Две Мишени вновь облачился в форменную шинель) никто даже и не подумал приподняться.
Полковник бесстрастно проигнорировал это. Высоко поднял мандат, выкрикнул:
– Кто здесь старший?
Солдаты переглядывались, но никто не потрудился отбросить цигарку или перестать лузгать семечки.
– Я спрашиваю, кто здесь старший? – с прежним хладнокровием вопросил Две Мишени. – У нас приказ гражданина военного министра!
Только теперь из парадного появился, торопливо протирая очки с толстыми круглыми стёклами, перетянутый ремнями чернявый деятель в чёрной же кожанке и широких галифе.
– Я старший!.. Что такое?
– Полковник Аристов. – Две Мишени даже и не подумал отдавать честь. Резким отточенным движением, словно на дуэли, выбросил вперёд обтянутую перчаткой руку, в пальцах – тот самый мандат. – Отряд «Заря свободы» прибыл для осуществления операции особой важности.
– А мандат Петросовета у вас есть, полковник? – Последнее прозвучало почти издёвкой.
– Мандата Петросовета у меня нет, – спокойно отвечал Две Мишени. – Ибо в канцелярии Таврического дворца никто не выдавал таковые. Впрочем, гражданин…
– Комиссар Первого красногвардейского полка Яков Блюмкин, – несколько нервно ответил тот.
– Красногвардейского? – искренне удивился Аристов. – Я вижу тут солдат из запасных армейских частей, по погонам судя.
– Это вчера они были из запасных частей. А теперь они – рабочая красная гвардия, – с достоинством вскинул голову комиссар.
– Хорошо, – кивнул Две Мишени. – Распорядитесь пропустить моих ребят, гражданин комиссар. Я вижу, что успеха ваши атаки на Аничков мост не возымели?..
– Сразу видно профессиональную косточку, – буркнул Яков, поправляя круглые свои очки, отнюдь в этом не нуждавшиеся. – Вы правы, полковник. Там засели кадеты… – Он вдруг остановился, замигал. – Погодите. А, так вот в чём дело!.. Простите, третью ночь почти не сплю, не сразу сообразил…
– Ваша проницательность нам льстит, – улыбнулся Аристов. Ох, как же хорошо Фёдор знал эту его улыбку!.. И как бы не хотел он оказаться тем, кому она предназначена. – Вы совершенно правы. Нам предстоит распропагандировать роту Александровского корпуса, что откроет вашему полку, гражданин комиссар, прямую дорогу прямо к Зимнему дворцу. Если я не ошибаюсь, именно там ведь штаб инсургентов, отказывающихся подчиниться законному правительству, избранному Временным собранием?
– Насчёт законного правительства это ещё бабушка надвое сказала, – скривился гражданин комиссар.
– Простите, не совсем вас понимаю, – вежливо сказал Две Мишени.
– У нас есть Петросовет. Совет питерских рабочих и солдатских депутатов! – подбоченился комиссар. – Выразитель воли трудового народа!
– Ничуть не спорю. – Две Мишени примирительно поднял руки. – Однако сейчас у нас, гражданин комиссар, есть отличный шанс открыть вашим революционным бойцам дорогу вглубь вражеской обороны. Согласитесь, досадно было б его упустить. К тому же на подходе части германских добровольцев. Поздним утром они начнут прибывать на вокзалы. Хорошо бы нам справиться допрежь них.
– По германскому вопросу да, существуют некоторые расхождения… – протянул Блюмкин. Ему, видать, страстно хотелось поговорить «за текущий момент», несмотря ни на что; невысказанные, не вырвавшиеся на свободу слова точно жгли ему гортань.
– Увы, увы, гражданин комиссар, вынужден просить вас разрешить-таки нам приступить к выполнению задания гражданина военного министра. – Две Мишени вновь любезно улыбнулся.
– Да, да, выполняйте, разумеется, – пожал плечами Блюмкин.
Полковник слегка склонил голову, сделал шаг – и вдруг обернулся, словно что-то внезапно вспомнив.
– А этот ваш Петросовет… где и как можно узнать побольше?..
– О! О! – просиял Яков. – Сейчас! Сейчас! Наши листовки!.. Берите, гражданин полковник! Берите больше, у нас много!
Рысью поскакал, смешно вскидывая коленки, к груде ящиков возле баррикады, мигом вернулся с пачкой серых листов в руке – все измяты, словно корова жевала.
– Читайте! Тут слово правды! Поднимается рабочий народ!.. – аж захлёбываясь от восторга, зачастил он.
Но Две Мишени сбить себя не дал. Вежливо поклонился, сунул листовки державшемуся рядом Фёдору, кивнул:
– Раздайте, гражданин кадет.
Меж тем комиссар Яков и в самом деле начал распоряжаться: рыкнул мотором броневик, напружился, окутываясь сизым дымом, потащил в сторону тяжело нагруженную мешками телегу, открывая проход.
– Пр-рошу! Путь свободен! Только учтите, гражданин полковник, оттуда стреляют, и притом очень метко!
– Ещё бы они не стреляли, я сам их учил, – пожал плечами Аристов. – А теперь нужно добиться, чтобы они стреляли во врагов трудового народа, а не в него самого!
– Правильно! Правильно! Исключительно верно сказано! – Комиссар аж подпрыгивал от возбуждения.
– Пожелайте нам удачи, Яков.
– Удачи! Удачи!.. Но – как вы собираетесь этого достигнуть?