Он недооценил её. Недооценил их обеих.
Асы всё больше и больше распалялись, пока Сигюн вела рассказ, хотя она и не открыла им, что именно Ангербода заставила её увидеть. Она не сказала и Локи – держала в себе эту тайну, что разбила её сердце. Она плакала, упоминая, какую боль причинили ей насланные ведьмой видения о будущем, поэтому никто не просил её вдаваться в подробности, не желая расстраивать её ещё больше.
Локи был благодарен и за это. Потому что он тоже не хотел этого знать.
Все боги собрались там, в Гладсхейме, в зале совета – и даже богини пришли в знак солидарности с Сигюн, хотя у них было собственное место для собраний. По мере того как крики вокруг него становились всё громче, Локи почти желал, чтобы Скади и бог Улль не отправились на охоту именно сегодня, – хотя он был уверен, что боги бы изгнали её из Асгарда, выскажись она о происходящем. Её любовь к Ангербоде не позволила бы ей промолчать.
Сам Локи не произнёс ни слова в свою защиту, хоть это и не останавливало остальных асов от нападок в его адрес, поскольку необычная природа их с Ангербодой детей оказалась для них самой пугающей частью рассказа Сигюн.
– Оборотень. Проходимец. Волчий отец.
– На этот раз его выходки зашли слишком далеко. Он взрастил чудовищ.
– Вероятно, он сам их и породил.
– Противоестественно. Недостойно мужа.
– От него не жди ничего хорошего.
Когда Сигюн закончила и шум стих, заговорил, наконец, Всеотец. Он и его жена, Фригг, пребывали в молчании, пока остальные асы выплескивали своё негодование. Верховная богиня выглядела обеспокоенной и задумчивой, Один же сидел с таким же бесстрастным выражением лица, как и у двух воронов по обе стороны от его кресла. Он даже не шевелился, разве что время от времени задумчиво поглаживал свою длинную седую бороду, и его взгляд ни разу не оторвался от жены Локи.
– Ты правильно поступила, рассказав нам это, – наконец произнёс Один своим глубоким, тихим голосом, от которого даже последний шёпот, всё ещё витавший по зале, резко оборвался. Когда Всеотец изволил говорить, все слушали.
Сигюн кивнула и склонила голову, тогда как другие боги тоже пробормотали своё согласие. Она украдкой взглянула на своего мужа, стоящего в тени, и в глазах её одновременно отражались печаль и решимость.
– Ты не можешь так поступить, – умолял он её ранее. – Дети ни в чём не виноваты…
– Дело не в детях, а в ней. Я должна рассказать всем, что она со мной сделала, – ответила асинья с каменным лицом. – Я больше не могу держать это в себе. Я всегда буду твоей женой, преданной тебе во всём, но у меня есть и другие обязательства.
Выражение её лица смягчилось.
– Ты не знаешь, что она заставила меня увидеть. Хотя я не верю, что то, что она мне показала, сбудется, но она сделала видение таким… реальным. Боги должны знать, какой силой она обладает. Один должен знать…
– Тогда расскажи ему. Только ему. И не вмешивай в это остальных асов. С Одином можно договориться, но ты же знаешь, какими могут быть другие.
Она покачала головой.
– Фрейя посоветовала мне поступить по-другому. Она настаивала, чтобы я созвала всех богов и богинь. Сказала, что они все должны знать, ради безопасности Асгарда и всех миров.
– И ты доверяешь советам Фрейи больше, чем моим?
– Прямо сейчас? – Её взгляд снова стал жёстким. – Боюсь, что да.
И в конце концов он так и не смог её остановить.
– Так как мы поступим с женой-ведьмой Локи и их чудовищными детьми? – громко потребовал Тор. Боги вокруг него снова загомонили на все голоса, и мысли Локи вернулись в настоящее.
– Конечно, нельзя оставить безнаказанным то, что бедной Сигюн причинили такие страдания, – согласился Тюр. – А их потомство может представлять опасность…
– И, конечно, – добавила Фрейя, обращаясь в основном к Одину, и глаза её алчно сверкнули в свете фонаря, освещавшего залу, – мы должны узнать о способностях самой ведьмы. Какое бы видение она ни наслала на Сигюн, возможно, она знает что-то ещё. Может быть, ей известно…
Но Одину достаточно было только поднять руку, чтобы заставить всех замолчать. Он встал с высокого кресла, искоса взглянув на Локи, и тот вышел из тени, воздев руки.
– Брат…
– Следуй за мной, – произнёс Один и вышел из залы. Локи молча последовал за ним, не глядя ни на кого из присутствующих – даже на Сигюн, чей взгляд он неотрывно чувствовал на себе. Как только они переступили порог и вышли в холодный ночной воздух, Локи закрыл за ними дверь, и зала совета вновь взорвалась криками.
Один провел его через весь Асгард в свой чертог Валаскьяльв, крытая серебряными листами крыша которого сияла в лунном свете. Локи продолжал молча идти за ним и встал рядом, когда высший из богов сел в своё кресло, с которого мог наблюдать за всеми мирами одновременно. Два его волка отдыхали у подножия и подняли головы, чтобы поприветствовать возвращение хозяина, а затем уставились на Локи, который проигнорировал их.
– Брат, – повторил Локи, не в силах больше молчать. – Послушай. Дети…
– Я не видел её с тех пор, – произнёс Один. – После того как она исчезла после сожжения, я устроил так, чтобы к нам примкнула единственная из Ванахейма, кто действительно овладел искусством сейда. И хотя Фрейя весьма нам пригодилась, есть вещи, которые даже ей увидеть не по силам, как и норнам, что прибыли вслед за ведьмой Гулльвейг.
Локи не знал, что на это ответить.
Один откинулся на спинку кресла.
– Когда Гулльвейг возродилась из пламени не единожды, а дважды, я понял, что она куда сильнее, чем я предполагал. Но суматоха в Асгарде, последовавшая за объявлением войны ванами, помешала мне выследить её, когда она в третий раз уцелела в погребальном костре и сбежала. – Он искоса посмотрел на Локи своим единственным глазом, бледно-голубым и холодным, как лёд. – Но ты нашел её. Ты знал. Знал, что я ищу её, и утаил её убежище от меня.
Локи умоляюще поднял руки.
– Я… я знал, кто она, да, но я не понимал, на что она способна. Я ничего не знаю о сейде, брат, а она скрывала от меня свою силу. До той ночи… Видения, по её словам, приходят во сне. Я считал, что это просто сны.
Это была не вся правда, но мужчина надеялся, что сказанного будет достаточно, чтобы убедить Одина сменить тему.
Но уловка не сработала.
И тишина, последовавшая за его словами, была поистине зловещей.
– Именно этого я и боялся, – сказал Один, вставая с решительным видом. – Мне казалось, то, что ей пришлось пережить, будучи Гулльвейг, сломит её характер, но я ошибся. Раз с этим не справились три погребальных костра, разве мог я подчинить её своей воле во сне? Нет, теперь мне ясно, что здесь необходимо действовать суровее…
