– Спасибо, – тихо произнесла Ангербода и повернулась к ней.
– Э-э-э? – Ётунша моргнула, выгнув бровь. – За то, что подвергла твоего бывшего мужа пыткам без твоего на то согласия?
Женщина взяла Скади за руки.
– За всё. За то, что чуть не проткнула меня стрелой столько лет назад, а потом разделила со мной ужин. За то, что смастерила мне мебель и придумала мне занятие, взявшись обменивать мои зелья. Я была так одинока, когда мы впервые встретились, но ты позаботилась обо мне.
Голос Скади смягчился:
– И по-прежнему забочусь.
– Я знаю, – сказала Ангербода.
– Правда? – спросила Охотница, пытаясь разгадать выражение лица ведьмы. Должно быть, она увидела в её глазах что-то, что придало ей смелости, потому что она придвинулась ближе и сказала: – Локи, возможно, и любил тебя, если он вообще на это способен, но причинял тебе только боль. Ты это прекрасно знаешь. Мы обе это знаем. Я хотела бы стать для тебя чем-то большим, Ангербода. Гораздо большим. Я любила тебя тогда. Я люблю тебя сейчас. И буду любить тебя до самой смерти. И даже после, что бы ни случилось, я всё равно буду любить тебя, несмотря на то, что ты такая тупица и поступила со мной так же, как Локи поступал с тобой. Но, полагаю, именно это делает и меня тупицей.
– Мы обе тупицы. – Сердце женщины колотилось в груди. – Всё могло сложиться совсем по-другому…
– Всё и сейчас может сложиться по-другому, – яростно возразила Скади, наклоняясь ближе и сжимая её руки.
– Но конец будет прежним, – прошептала в ответ колдунья.
– Конец не имеет значения. Важно то, как мы к нему придём. Важно встретить грядущее с тем достоинством, на какое мы способны, и выжать всё из оставшегося у нас времени.
С этими словами Скади потянулась, обхватила лицо Ангербоды ладонями и поцеловала её со всей своей страстью, копившейся веками, и, в свою очередь, та положила руки на плечи своей возлюбленной и ответила на поцелуй. Когда они наконец оторвались друг от друга, Охотница прошептала, не убирая свои дрожащие руки от лица ведьмы:
– Исполни же последнее желание той, кому так недолго осталось, и позволь мне делить с тобой постель, в полном смысле этого слова, этой ночью и каждой ночью до самого конца.
И Ангербода согласилась.
Месяцы, потянувшиеся после этого, казались почти сном наяву, но обе женщины знали, что это затишье перед бурей; натянутая тетива, с которой вот-вот сорвётся стрела. Вскоре прошел год, потом ещё один, и это время пролетело быстрее, чем любое другое в жизни Ангербоды, ибо она не знала, что способна испытывать такое счастье. Скади по-прежнему приходила и уходила, чтобы обменять зелья, но из-за затянувшейся зимы это происходило всё реже и реже. Колдунья была рада этому; ей не хотелось терять ни единого мгновения, ибо мгновения теперь воистину истекали. Волчица так устала смотреть на их взаимные нежности, что в основном оставалась снаружи, если погода не становилась хуже, чем обычно.
В самые холодные дни зимы, обнявшись и прижавшись друг к другу под шерстяными одеялами и мехами, подруги говорили обо всём былом и старались забыть о грядущем.
– Я скучаю по ним, – прошептала Ангербода однажды ночью, вертя игрушку Хель в руках, как когда-то делала девочка. Она ещё несколько раз пыталась связаться с сыновьями, но безуспешно. И каждый раз, когда она пыталась снова посетить дочь, Модгуд преграждала ей путь. Хель даже посадила на цепь своего сторожевого пса Гарма – прямо у ворот, чтобы не подпускать мать.
Колдунье было ясно, что дочь не станет её слушать, не придёт к ней, когда начнётся Рагнарёк. И если она не сможет добраться до неё, заклинание, над которым она работала столько лет, окажется никому не нужным.
Скади почувствовала её печаль и заправила прядь волос Ангербоды за ухо, слегка коснувшись пальцами шрама на виске. Она всегда мрачнела при виде этой отметины, но в последнее время меньше, так как теперь могла прижиматься к нему губами, когда заблагорассудится, как будто ещё один поцелуй мог заставить его исчезнуть.
О, как бы хотела этого сама Ангербода!
– Мне тоже их не хватает. Я и не подозревала, что мне нравятся дети, пока не увидела твоих. Иногда я жалею, что у меня не было своих. Порой меня пугает мысль, что я ничего не оставлю после себя в этих мирах. Что обо мне забудут, как будто меня никогда и не было.
Колдунья и раньше слышала подобные слова от Локи, но по какой-то причине, услышав их от Скади, что-то внутри неё воспламенилось.
– Забудут? – Ангербода села в постели, несмотря на воздух, холодящий её обнаженную грудь, и потрясённо уставилась на неё сверху вниз. – Тебя? Женщину, что явилась в Асгард одетой в кольчугу и вооружённой до зубов, требуя возмездия за смерть своего отца? Как тебя можно забыть?
Скади это не убедило, поэтому ведьма наклонилась и взяла её за подбородок, подумав при этом: «Как же она прекрасна…»
Светлые локоны выбились из кос и струились по подушкам, как шёлк, который великанша когда-то давно приподнесла Ангербоде. Волосы Скади были густыми, но гораздо мягче на ощупь, чем казались.
Люди умирают, заметил как-то Локи одной ночью давным-давно, а истории живут в стихах и песнях. В сказаниях об их деяниях. В легендах о богах.
– Тебя будут помнить за то, какой ты была и как поступала, – прошептала колдунья, касаясь носом носа Скади и убирая прядь серебристых волос с её лица. – За твою храбрость. Твою гордость. Твои убеждения. Я не могу представить, как кто-то может забыть тебя.
– Если истории – это всё, что я оставлю после себя, когда уйду, – прошептала Охотница в ответ, – что будет, когда не останется никого, кто помнил бы их? Мне кажется, что в конце концов мы все будем забыты.
Ангербода отстранилась, всё ещё нависая над ней.
– Бальдр должен каким-то образом пережить Рагнарёк. Как ты думаешь, он когда-нибудь забудет, как ты хотела выйти за него замуж? Я бы отдала столько серебра, сколько сама вешу, лишь бы лично увидеть ту сцену, когда ты выбирала мужа по одним ногам.
– Ну вот, испортила такой момент, – проворчала Скади, ухмыляясь. – Ну и ладно, он всё равно был слишком молод для меня. Просто сын Одина был самым красивым и, как мне казалось, самым неиспорченным из асов. Вот почему я первым делом подумала о нём, когда мне предложили выбрать мужа. – Она схватила ближайшую подушку и ударила ею колдунью, повысив голос. – И не забывай, что в тот же раз твой бывший муж привязал своё хозяйство к козлу, чтобы рассмешить меня и тем самым скрепить сделку богов со мной.
– Не пытайся сменить тему, – огрызнулась Ангербода, выхватывая у неё подушку. – Помнится, ты тогда не удержалась от смеха.
Скади улыбнулась.
– Ну ты же понимаешь, что раз он разыгрывал то, что уже произошло, значит…
– …Что он не первый раз это делал, да. Я знала, во что ввязываюсь, когда согласилась быть его женой. Не беспокойся.
