– Как? – наконец переспросила Хел.
– Злилась, когда не могла чего-то сделать сама, – ответила ведьма, поправляя одеяла и меха вокруг дочери. – Впадала в ярость от своей беспомощности.
Взгляд молодой женщины скользнул мимо матери и упал на вязаные перчатки на столе. Она скорчила гримасу.
– Ты всё ещё носишь эти жуткие старые штуковины?
– Почти не снимала с той ночи, когда ты мне их подарила. Они стойко пережили все эти годы, едва ли не так же хорошо, как пояс, сделанный Гёрд, – ответила Ангербода, но дочь лишь отвернулась, скрывая своё лицо.
В конце концов, когда колдунья направилась к задней части пещеры, чтобы взять в кладовой немного оставшейся еды, Хель позвала её с кровати и начала рассказывать слабым голосом:
– Я так злилась на вас обоих. Особенно на папу. Я планировала бросить его в ледяную реку Гьёль
[10], из которой никому не выбраться, или в самую глубокую расщелину, когда он наконец заявится в моё царство. Но когда отец появился, он выглядел так жалко, что бездонная яма скорее стала бы для него благом, а не наказанием. Так что я отказалась от своей затеи, всё равно удовольствия бы не получила.
Ничего не отвечая, Ангербода слабо улыбнулась и, отыскав, наконец, большой мешок с вяленым мясом, за которым пришла, перенесла его на стол.
– Уверена, он бы как-нибудь сумел избежать подобной участи при помощи своей болтовни. Ему всегда это хорошо удавалось.
– Это папа уговорил меня приехать сюда. Просил дать тебе ещё один шанс. Я рада, что наш разговор происходил наедине и Бальдр не видел, как я плачу. Это было так неловко, – продолжила Хель, уставившись в потолок пещеры. – Отец сказал, что я похожа на его мать, Лаувейю. Вот откуда у меня эти тёмные косы, хоть вы с ним оба такие светловолосые.
Ведьма села на стул рядом с ней.
– Он как-то давно говорил мне, что не помнит своей матери.
– А увидев меня, вспомнил, – прошептала Хель. Наконец она повернула голову и встретилась взглядом с Ангербодой. – Полагаю, вы помирились, иначе он не пришёл бы в Хельхейм?
– В некотором роде, – ответила колдунья, положив руку ей на лоб. Кожа дочери обжигала холодом. – После того, что он натворил, я долго питала к нему глубочайшую ненависть. Но в конце концов поняла, что все мы оказались жертвами нашей судьбы.
Молодая женщина отвела взгляд, но не повернула головы.
– Я пришла к такому же выводу после того, как папа пришёл ко мне. Спасибо, что не рассказала ему обо всех ужасных вещах, что я тебе наговорила. Зачем тебе вообще меня спасать после того, как я с тобой так обошлась?
Ангербода пригладила ей волосы.
– Потому что я твоя мать.
Когда Хель зажмурилась, из её глаз потекли слезы, и ведьма мягко промокнула их рукавом. Дочь была слишком слаба, чтобы оттолкнуть её, и с тоской сказала:
– Вся моя жизнь была потрачена впустую там, внизу. А когда мы, наконец, смогли встретить друг друга, я отвергла тебя, держала на расстоянии… и теперь мы все обречены…
– У меня есть план, – прошептала колдунья. – Я могу защитить тебя, Хель.
– Так говорил и папа. Но Бальдр не знает об этом и всё равно отправился со мной. Чтобы помочь мне добраться сюда, на случай, если ты сможешь помочь мне… – Дочь снова закрыла глаза, и на этот раз её голос стал слабеть. – Мне жаль разочаровывать тебя, мама, но я сомневаюсь, что проживу достаточно долго, чтобы увидеть Рагнарёк… не говоря уже о том, чтобы… пережить его…
При этих словах Ангербода едва не разрыдалась. Хель потеряла сознание, её грудь едва поднималась и опускалась под грудой одеял. Когда Бальдр вернулся с ведром воды и хворостом на растопку, он увидел, что колдунья сидит и пристально смотрит на пребывающую в беспамятстве дочь, пытаясь понять, что именно с ней не так.
Болезнь ли это или что-то хуже?
– Как она? – Бальдр подошёл и присел на кровать. Он посмотрел на Хель, сжал губы в тонкую линию, а затем поднял взгляд на ведьму. Что-то было в выражении его лица, в его глазах – цвета тёплого синего летнего неба, столь отличающихся от льдисто-голубых глаз его отца, Одина, – что не давало Ангербоде покоя, заставило её выдержать паузу.
Очевидно, проблема была в том, что Бальдр в принципе пришёл вместе с Хель, тогда как ведьма ждала одну дочь. Она рассчитывала, что будет спасать только дочь.
– Она спит. – Ангербода не сводила глаз с молодой женщины. – Почему ты здесь?
– Ты же сама сказала – Иггдрасиль больше не удерживает границы между мирами в неприкосновенности, и мёртвые стали оживать…
– Нет, – произнесла она, поворачиваясь к нему лицом, – почему ты здесь?
– Она бы не добралась сама.
– А тебе какое дело? – Ведьма прищурилась. – Где твоя жена? Разве она не умерла вместе с тобой?
– Это так, – признался Бальдр.
– И где же она сейчас?
Мужчина глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
– Если ты пытаешься найти какой-то скрытый мотив, из-за которого я сопровождал твою дочь сюда, то, боюсь, тебе вряд ли повезёт что-то обнаружить.
Ангербода могла бы привести сколько угодно возможных мотивов для его поступка, но вместо это она тоже только вздохнула.
– Ну ладно, если ты так хорошо знаешь Хель, что, по-твоему, с ней не так?
– У неё что-то с сердцем. Оно бьётся непостоянно и с большим трудом, – произнёс он с такой уверенностью, что колдунья издала удивлённый возглас, заставивший его оторвать взгляд от спящей и пожать плечами. – Хель – такая же ведьма, как и ты, как моя мать, как Фрейя. Она когда-нибудь проявляла свою силу в детстве?
– Никогда, – нахмурившись, ответила Ангербода.
Это не совсем так… В одном из видений, посетивших её, пока она была привязана к дереву после похищения её детей, Один привёз и бросил девочку в Нифльхейме. В ту ночь Хель смогла справиться с теми существами и мёртвыми душами, что пытались на неё напасть. Она просто задрала подбородок и заставила их отступить, а потом нашла в себе силы подчинить их своей воле.
– Её сила связана с её царством, – прошептала ведьма. – А сейчас Хельхейм опустел и перестал существовать. И теперь…
Однако воспоминание об этом видении внезапно напомнило ей ещё об одном, что посетило её немного раньше: о том, как младший сын Одина бросает её дочери золотое яблоко и ослепительно улыбается.
– Приятно познакомиться, крошка Хель. Добро пожаловать в Асгард.
– Ей становилось всё хуже на протяжении всего Фимбулвинтера, с тех пор как я оказался в царстве мёртвых, – сказал Бальдр напряжённым голосом. – Я видел это собственными глазами. Подозреваю, что она страдала этим недугом с самого рождения, но её сила позволяла сдерживать его. До этих пор.
