Но вдова не останавливается на достигнутом. Она едет ко двору Вермунда, чтобы сообщить ему о смерти своих обидчиков, с которых он брал взятки. В ответ вождь сердито хмыкает, но Сигрфльод тут же дает ему пощечину, резко упрекая за то, что он не выполняет своей прямой обязанности защищать простых людей:
«Многие скажут, что они [сводные братья] убили их вовсе не наперекор вам: скорее, можно решить, что они совершили это убийство за вас. Кто же должен карать бесчинства, грабеж или разбой, если не вы, кого называют правителем округи? Кажется нам, что Торгейр и Тормод совершили то, что должны были сделать, либо приказать сделать вы сами, да и вы согласитесь со мной, если не будете видеть это дело в ложном свете»
[399].
В этом монологе Сигрфльод открыто осуждает Вермунда за его бездействие. Это неслыханная дерзость и читатель уже ждет, что отважная вдова вот-вот попадет в беду, но она прекрасно понимает свое положение, поэтому «вынимает из-за пояса кошель и сыплет деньги Вермунду на колени». Как не без иронии отмечает рассказчик, «серебро было хорошим, при виде подарка Вермунд уже не хмурил брови». Ситуация оказывается улаженной. На этом линия Сигрфльод обрывается, но мы запомним ее как проницательную женщину, которая с максимальной для себя выгодой использует любые возможности, предоставляемые ей судьбой. Исход этого сюжета представляется настоящим торжеством протофеминизма, венчая собой историю о страхе, разочаровании и гневе, которые наверняка испытывали женщины эпохи викингов, находясь в положении беззащитной жертвы.
Методы решения проблем, к которым прибегают Сигрфльод и Гримма, кажутся нам оправданными с учетом обстоятельств, а сами они предстают чуть ли не самыми симпатичными персонажами саги. Этот необычный текст представляет собой редкий пример резкой критики со стороны рассказчика в отношении гендерного и классового угнетения женщин. Хотя «Сага о названых братьях» и была написана в XIII веке, она затрагивает проблематику, которая, бесспорно, волновала людей и в эпоху викингов. Это вопросы, касающиеся мужского превосходства и насилия, злоупотребления властью, как в случае с вождем Вермундом, и бесправия женщин. Ситуации, с которыми сталкиваются вдовы Сигрфльод и Гримма, наверняка могли произойти и в реальной жизни. Мотив подстрекательства, часто встречающийся и в других текстах, в случае с «Сагой о названых братьях» используется именно для того, чтобы изобличить эти проблемы и заострить на них внимание.
Положение вдовы как преимущество
До этого мы рассматривали статус вдовы исключительно как источник потенциальных бед и угроз для женщины, оставшейся без мужа. К числу жительниц Уппланда, которые воздвигали рунические камни в честь своих родных, относится и Эстрид из Таби. Она увековечила память о своем первом муже Эстене, о трех сыновьях и втором муже Ингваре, с которым она жила в Харгсе. После смерти последнего Эстрид вернулась в Таби к родным, оставшимся от ее первого брака. Несмотря на свой преклонный возраст, Эстрид не сидела без дела, а занималась улучшением местной инфраструктуры, участвуя в работах по строительству мостов и обустройству дорог. О значимости ее вклада свидетельствуют другие рунические камни, которые установил внук женщины
[400]. После смерти Эстрид была похоронена рядом с первым мужем и их сыном. Среди погребальных подношений в ее захоронении были обнаружены гирьки для весов. Это говорит о том, что при жизни она могла заниматься торговлей (отсюда, вероятно, и ее интерес к улучшению инфраструктуры региона). В могиле также был обнаружен ларец с ключом, свидетельствующий о том, что у Эстрид были ценные вещи, которые стоило хранить под замком
[401]. Все эти факты говорят в пользу того, что эта женщина обладала достаточным положением и властью для того, чтобы принимать деятельное участие в общественной жизни. Вероятнее всего, сыграли свою роль и родственные связи: она была крестницей и тезкой шведской королевы Эстрид (мачехи смелой Астрид, которая вышла замуж за короля Норвегии).
Мы не знаем точно, какой веры придерживались родители Эстрид: в середине XI века, когда она появилась на свет, христианство в тех краях все еще было в новинку. При этом кресты на камнях, установленных позже по ее указанию, явно свидетельствуют о том, что она приняла новую веру
[402]. Вскоре после крещения первых конунгов в Швеции появилась традиция, согласно которой богатые вдовы жертвовали средства на постройку мостов. Это особенно верно для таких провинций, как Уппланд и Сёдерманланд
[403]. Рядом с мостом обычно устанавливали камень с упоминанием дарителей, а также тех, в память о ком они это делали. Одна из женщин – некая Ингерун, дочь Орда – без лишней скромности оставила посвящение самой себе
[404].
Рунические надписи, выполненные по заказу женщин в XI веке, обычно содержали слова молитвы за душу их родственников, которые могли также сопровождаться рисунками. К примеру, на большом плоском камне в Рамсунде надпись окружена иллюстрацией к сюжету о легендарном герое Сигурде, убийце дракона. При первом взгляде кажется, что изображение не имеет ничего общего с текстом, который гласит, что «Сигрид, дочь Орма, воздвигла мост в память о Хольмгейре, отце ее мужа Сигрёда»
[405]. Тем не менее рисунок со сценами из юности героя придают надписи дополнительный смысл. На камне мы видим, как Сигурд изучает язык птиц и убивает дракона, пронзая его мечом. Как же два эти сюжета из древних легенд связаны с проявлением христианского благочестия и почему женщина сочла уместной разместить на камне изображение мужчины, упивающегося своим подвигом? По всей видимости, в сознании Сигрид фигура героя Сигурда рифмовалась с фигурой архангела Михаила, победившего Люцифера
[406]. Жертвуя средства на постройку мостов и других сооружений, вдовы тем самым пытались увековечить память о себе и своих родных, но, как доказывает камень в Рамсунде, этот поступок имел и иное, более духовное значение. Судя по отсылающим к религиозным сюжетам изображениям, реальные мосты должны были – по мнению тех, кто их возводил, – способствовать переходу умерших в мир иной и спасению их душ. Отчасти эта убежденность может восходить к языческим временам, когда люди бросали мечи в воду рядом с мостами в качестве подношения высшим силам, но с приходом христианства эта традиция была адаптирована к новой системе верований
[407].
