С этого дня его, как утлую лодчонку без руля и ветрил, болтало во все стороны в волнах моря житейского. Что вскоре закончилось удачно для мужественной четвёрки, для Венедикта Ерофеева продолжалось значительно дольше. К тому же без малейшей надежды на хеппи-энд.
К счастью, в бегах он находился недолго. Ему удалось устроиться в пункт приёма стеклотары. Туда его взяли подсобным рабочим. Теперь у него было постоянное место для ночлега — дощатый вагончик.
С кем переживать неприятности, как говорит Михаил Михайлович Жванецкий, по мере их поступления? У кого находить защиту от всяких жизненных неурядиц? У своих близких, естественно! В случае с Венедиктом Ерофеевым — у сестёр. Со старшей сестрой Тамарой он виделся в июле—августе 1956 года. Тогда он часто забегал к ней на почту, где она работала, забирать адресованные ему письма «до востребования» от своих московских приятельниц-обожательниц.
Наконец-то он послал родным весточку, что с ним всё в порядке. Объявил, что перешёл с дневного на заочное обучение, оставшись на том же филологическом факультете МГУ. Новый его статус устроил всех. Венедикт не хотел расстраивать мать и, как тогда говорили, «мёл пургу», то есть врал во спасение своей репутации золотого медалиста. Лето 1958 года он провёл в Кировске среди родных, Анна Андреевна в это время гостила вместе с сестрой Евдокией (Авдотьей) в украинском городе Славянске у дочери Нины, но не поладила с зятем и вскоре уехала. Осенью того же года Венедикт Ерофеев собрался в дорогу. Решил проведать сестру, познакомиться с её мужем и пожить в тепле. Ведь Славянск относительно Москвы находится на юге.
Глава девятая
РОДНАЯ КРОВЬ — НЕ ВОДИЦА
В одном из блокнотов Венедикта Ерофеева 1979—1980 годов присутствует достаточно самокритичная запись: «Если б меня спросили: как ты вообще относишься к жизни, я примерно ответил бы: нерадиво»1.
Ко всему сказанному добавлю мудрую мысль Блеза Паскаля
[262], уважаемого Венедиктом Васильевичем мыслителя: «Человек не ангел и не животное, и беда в том, что, стремясь походить на ангела, он уподобляется животному».
Статичной повседневности, в которой царила незыблемость чего бы то ни было, Венедикт Ерофеев сторонился. Его вынужденная любовь к перемене мест объясняется присущим ему утопическим желанием жить среди людей умных и лично ему симпатичных. И по мере возможности только с ними общаться. То и другое появилось как следствие его жизненных передряг. Пройдя сквозь многочисленные внутренние потрясения, он понял, что собой реально представляет жизнь среднестатистического советского гражданина. Сделанные им выводы были неутешительными. Его инакомыслию к тому же сопутствовал неисчезающий годами страх оказаться призванным в армию или оказаться за решёткой.
Позднее побочным эффектом этого страха стала затяжная холостяцкая жизнь. Это при том, что формально он считался женатым человеком. В одной из неизданных «Записных книжек» он, объясняя своё супружеское непостоянство, скаламбурил: «Я переменён, как ток, а она, как ток, постоянна»2. Это была, разумеется, шутка, камуфлирующая настоящую причину его двух неудачных браков.
Владимир Муравьёв вспоминал: «У самого Венички всегда был очень сильный религиозный потенциал. Вообще, религиозный потенциал заложен в душе каждого человека, он может найти применение и созидательное, и разрушительное. А чаще — и то и другое. У Венички было ощущение, что благополучная, обыденная жизнь — это подмена настоящей жизни, он разрушил её, и его разрушительство отчасти действительно имело религиозный оттенок. Как, кстати, и у декадентов, которые были ему близки. Но, несмотря на свой религиозный потенциал, Веничка совершенно не стремился жить по христианским законам. Его религиозность — в постоянном ощущении присутствия высшей силы, попытка ей соответствовать и отвержение законнического способа соответствия путём выполнения инструкций. В нём было ощущение совершения греха, было и раскаяние. Но и это становилось элементом действа. Например, “Москва — Петушки” — глубоко религиозная книга, но там он едет, во-первых, к любовнице, а во-вторых, к жене с ребёнком. И что, он раскаивается? Да ему это в голову не приходит»3.
В психологической характеристике близкого друга Владимир Муравьёв в общих чертах уловил главное. За исключением некоторых деталей он точно обрисовал особенности личности Ерофеева того времени, когда он был формально женат, но продолжал вести прежнюю холостяцкую жизнь, с каждым новым проходящим годом окончательно превращаясь в виртуального мужа.
Венедикта Ерофеева изматывало существование скучное и однообразное. Не хотел он тянуть лямку жизни женатика. Понимал, что ежедневная матримониальная зависимость не для него. К тому же он входил в постоянный конфликт с теми людьми, кто судил, насколько удачно или впустую прошла жизнь человека по количеству оставленного им скарба (оно же добро). Для него же её смысл находился за пределами имущественных интересов. Его грусть-тоску взбадривала мысль француза Альбера Камю: «Если смысл жизни подавлен, то остаётся ещё жизнь».
Вот и решил он посмотреть, как живёт-поживает его замужняя сестрица Нина Васильевна с двумя его племянницами, одной из которых по имени Елена было пять лет, а другой, Марине, чуть больше года.
Славянск, куда ранним октябрьским утром 1958 года прибыл поездом Венедикт Ерофеев, город особенный. На том месте, где он возник, люди жили давнее давнего — ещё в IV тысячелетии до н. э., то есть в каменном веке. Город и его окрестности полюбился археологам. Чего только не обнаружили они в его древней земле. Курганные, сарматские и кочевнические погребения, катакомбный могильник салтово-маяцкой культуры, относящейся уже к железному веку. Но не эти останки далёкого прошлого были его главной достопримечательностью. Не они кормили город с его жителями. Солёные озёра — вот что дало ему жизнь и процветание. В середине XVII века на берегах реки Тор появилась крепость с тем же названием — для защиты от набегов татар на Русь. Тогда и поселение вокруг неё, со временем ставшее городом, стало называться так же — Тор. Этот город получил известность как центр добычи соли и торговли ею.
Край обживался с II века до н. э. по I век н. э. и особенно активно с X по XIII век. С XVI века его начали заселять беглые крестьяне. Вот и Венедикт Ерофеев был тоже беглым, иначе его не назовёшь. В Москве ни постоянного, ни временного жилья для него не нашлось. Да и в Кировске ему было делать нечего. Вот он и решил перебиться какое-то время в Славянске у сестры, посмотреть, насколько хороша семейная жизнь, надеясь, что ему заодно подыщут какую-нибудь временную работу. Не в его правилах было сидеть на шее близких людей.
Венедикт Ерофеев попал в дружную и счастливую семью. Юрий Петрович Фролов, муж Нины Васильевны, как и она, окончил тот же Кировский горно-химический техникум по специальности «разведочное бурение». Был распределён в город Славянск, где недолго проработал буровым мастером. Вскоре был призван на воинскую службу. Нину Васильевну после получения диплома по специальности «геология и разведка полезных ископаемых» направили от треста «Союзгеохимразведка» в Дрогобычскую область, в село Роздол, что в двух часах езды на машине от города Львова. В этом селе группа из четырнадцати молодых геологов подсчитывала запасы самородной серы недавно открытого месторождения. Им предоставили жильё в домах местных жителей.
