В следующей главе я расскажу об объяснительной записке студентки Валентины Зимаковой и обстоятельствах, заставивших будущую жену Венедикта Ерофеева её написать.
Глава пятнадцатая
ТРЕТИЙ ЗАКОН НЬЮТОНА
В рассказе о противоборстве Венедикта Ерофеева с ещё недавно симпатизирующей ему Раисой Лазаревной Засьмой я не то чтобы забыл о его отношениях с Юлией Руновой, а на некоторое время сосредоточился, как мне казалось, на более важном. По старой советской привычке предпочёл общественное личному. Однако вскоре одумался, понимая, что то и другое в описываемой мною ситуации слиты воедино.
Между влюблёнными обнаружилось непонимание мировоззренческого характера. Юля Рунова искренне не понимала, чего он хочет добиться в жизни. Сама постановка вопроса удручала Венедикта Ерофеева, но удивительно: его чувства к Юлии Руновой не ослабевали.
22 ноября 1961 года Нина Садкова, второкурсница филфака ВГГТИ, вручила Венедикту Ерофееву письмо от любимой девушки Юлии из Орехово-Зуева. Сама Нина так же, как многие девушки института, была увлечена Венедиктом Ерофеевым и ради встреч с ним в ноябре прогуляла несколько занятий, за что ей в следующем месяце, 8 декабря 1961 года, был объявлен приказом ректора Б. Ф. Киктёва выговор1. Венедикт Ерофеев в своей дневниковой записи оценил это письмо как «злое и глупое»2. В ответ он написал ей «самое длинное и самое туманное» письмо, в котором, пародируя её стилистику, признавал, что в его голове «много мусора, но мусора, как сказали бы археологи, драгоценного». И заключил свою любовную эпистолу фразой, которой позавидовали бы многие литературные мэтры: «Хотя, если хорошо разобраться, я бесполезное ископаемое»3.
2 декабря 1961 года «Юлия Рунова послала Ерофееву краткую записку:
“Венедикт!
Очень прошу выполнить одну мою просьбу — писать о себе всё”»4.
Эта записка, могу представить, сильно удивила Венедикта, но через восемь дней он пришёл в себя и должным образом ответил: «Всё о себе пишет только прогрессивное человечество»5.
Продолжу описывать последующие произошедшие события частной жизни Венедикта Ерофеева. Юлия Рунова, естественно, поняла его иронию и своё раздражение от неопределённости их отношений запрятала в себя поглубже. 16 декабря 1961 года она смиренно предложила Венедикту Ерофееву приехать в Орехово-Зуево: «Давай в 20.00, встретимся на автобусной остановке около общежития. Я буду готова выслушать любой твой “приговор”. Напиши, если ты согласен приехать»6. Разумеется, Венедикт Ерофеев едет и находится в Орехово-Зуеве до 31 декабря.
Жил он на частной квартире, куда иногда заходила Юлия Рунова. По большому счёту она начала его чуть-чуть раздражать. Венедикт её также раздражал, и намного сильнее. Можно сказать — бесил. Ей казалось, что он только морочит ей голову, несёт всякую чушь, а о серьёзных отношениях — ни слова. И всё-таки она согласилась встретить с ним Новый, 1962 год во Владимире.
Во время посадки на владимирский поезд произошло непредвиденное. Венедикт случайно защемил Юлин палец в вагонной двери. Валерий Берлин пишет: «Юлия взрывается, но её ярость больше от душевной боли — посиневший ноготь стал последней каплей в переполненной чаше неопределённости и недомолвок. Они уже два года знакомы, но Юлии до сих пор не понятно, чем живёт Ерофеев, куда он стремится. И какие ещё неожиданности ждут её во Владимире. Рунова не может разобраться и в своих чувствах. Кто для неё Венедикт и какое у них может быть будущее? Но Ерофеев не хочет объясняться. Идёт борьба амбиций — кто кого перемолчит, передумает, перепредвосхитит. Объявляют посадку. Ерофеев снова подаёт Руновой руку, чтобы подняться на подножку вагона. Но Юлия отказывается. Сухо простившись, они расстаются. Рунова возвращается в Орехово-Зуево, а Венедикт спешит во Владимир»7.
Фактическую сторону размолвки Венедикта Ерофеева с Юлией Руновой я рассказал, а что было действительно в душе каждого из них — тайна сия велика есть.
Напомню читателю третий закон Ньютона: «Действию всегда есть равное и противоположное противодействие, иначе, взаимодействия двух тел друг на друга между собою равны и направлены в противоположные стороны». Этот закон применим и к социальной психологии.
С точки зрения руководства Владимирского пединститута, Венедикт Ерофеев деморализовал своей проповеднической и просветительской деятельностью, а также необычным внешним видом какую-то небольшую часть студентов, в основном девушек. Создавшаяся ситуация требовала принятия незамедлительных мер. Тем более что его к жёстким решениям подталкивала «Докладная» декана филологического факультета Раисы Лазаревны Засьмы. Она решила серьёзно прищучить главного возмутителя спокойствия — Венедикта Ерофеева. Как уже знает читатель, её душеспасительные разговоры отскакивали от него как об стенку горох. Тогда Раиса Лазаревна пошла другим путём. Взяла в оборот попавших под его влияние и в него влюблённых студенток. Это были хорошо воспитанные и старательные в учёбе девушки из бедных семей. На удивление ей, четверо из них проявили неуместную в их положении строптивость. Тогда ей пришлось действовать более решительно и напористо, угрожая отчислением. Существовало, впрочем, одно обстоятельство, которое было ей на руку. Мало того что эти студентки слишком много себе позволяли, они, общаясь с Венедиктом Ерофеевым, постоянно находились в лёгком опьянении. Как от лицезрения своего кумира, так и в результате совместного посещения по вечерам местного ресторанчика «Клязьма». Раиса Лазаревна Засьма поняла, что находиться в бездействии она больше не может, и пошла в атаку.
В скандале с Венедиктом Ерофеевым, как это уже однажды произошло в Орехово-Зуевском пединституте, помимо него самого пострадали несколько студентов. Впрочем, если ото всех орехово-зуевских бунтарей раз и навсегда избавились без особой огласки, то во Владимире по этому пути не пошли. Демократию хрущёвского типа использовали себе на пользу, а не во вред.
Ситуация для декана сложилась самая благоприятная. Эффективный принцип «разделяй и властвуй» действовал безотказно. Особенно среди влюблённых в Венедикта Ерофеева девушек. То, что последнее время происходило между ними, напоминало известное полотно «Вихрь» кисти художника Филиппа Малявина
[326]. Страсти кипели в самом деле нешуточные. Приведу январские записи Венедикта Ерофеева за 1962 год, чтобы читатель понял их накал, увеличивавшийся с каждым прошедшим днём. Итак, вот эта хроника событий и происшествий в жизни независимого человека на протяжении одного месяца:
«1 [января] — Нов[ый] год в общ[ежитии]. Первое знакомство с Солдатовой. (“Хоть один-то раз выпить со знаменитым Ерофеевым”.) Влюблённая “умница Тяпаева”. Ивашкина. Вконец смущённая Миронова.
2 [января] — Телеграмма из Орехова: “Поздравляю новым годом желаю успехов Юля”. Впервые — многочасовая беседа с Мироновой. Миронова развенчивает свою подругу Зимакову. Говорит, что вообще сторонится людей и любит “только природу”. Обещает быть у меня, но боится Зимак[овой].
