В то утро я сходила за ним в поле, сделала ему ванну с пеной, приготовила мешанку из отрубей с яблочным соусом и сидела с ним, пока он ел. Мы ждали ветеринара. Мне предложили уйти, но я не могла допустить, чтобы Ребел остался в последний момент с чужими людьми. Усыпить лошадь – это не то же самое, что усыпить кошку или собаку. Лошадь весит почти пятьсот килограммов, она не умеет ложиться и просто падает. Люди должны сделать все возможное, чтобы смягчить это падение, но, так или иначе, это пятьсот килограммов. Ветеринар вколола успокоительное. Я держала голову Ребела и чувствовала, как он наваливается на меня всем телом. Слезы застилали мне глаза. Ветеринар сделала укол и сказала, что теперь сама подержит голову, направляя Ребела. Когда Ребел рухнул на землю, я рассыпалась на кусочки. В моей душе враз померкло солнце. Ребел умер. Мы привели Понибоя попрощаться с ним. Лошади тоже скорбят, а эти парни были неразлучны пятнадцать лет. Надо было показать Понибою, что его друг умер, а не переехал в другое место. Я сидела рядом с телом Ребела, пока за ним не приехали и не забрали в крематорий. До сих пор меня терзают сомнения, правильно ли я поступила, усыпив Ребела; но я знаю, что он страдал. Это последнее доброе и милосердное дело, которое я могла сделать для него как друг.
В первые дни после смерти Ребела боль утраты была невыносимой. Я чувствовала ее физически. Внутри меня образовалась дыра. Горло перехватило, из глаз текли слезы. Я как будто застряла в своем теле, которое стало усыпальницей скорби. Мысль пойти в конюшню, где больше нет Ребела, была невыносимой. Но у меня оставался Понибой, и, когда я увидела его, поверьте, я прочитала в его глазах: “Я знаю, тебе плохо, иди сюда”. Мы молча провели целый день на природе, любовались закатом.
По традиции у лошади отрезают хвост, но помимо этого я срезала пучок волос с гривы. Я заплела хвост Ребела, и он висит в моей спальне вместе с уздечкой и именной табличкой. Еще я сплела браслет – и Ребел как будто всегда со мной. Я еще не решила, где развеять прах, и держу его дома. Понибой заставлял меня держаться. Через несколько месяцев после смерти Ребела бывшая коллега приобрела коня, владелец которого задолжал за аренду. Она настаивала, чтобы я приехала, и уверяла, что лошадь подходит мне идеально. Я сдалась. Единственная вина этого коня была в том, что он – не Ребел. Еще через несколько месяцев я согласилась взять Арагона, и он заполнил мой колодец печали. Я снова стала улыбаться и ощутила крылья. По крайней мере на какое-то время мне показалось, что горе утихло, но когда мы проезжаем любимые места Ребела и подкрадывается печаль, я рассказываю Арагону про Ребела.
Иногда меня охватывает тоска. Прошло почти два года, как не стало Ребела. Я пыталась заполнить дыру чем могла, но лишь опустошила свой банковский счет. Иногда боль настолько сильна, что я не могу смотреть на фотографии Ребела. Люди говорили: “У тебя же есть красивый новый конь!” – словно я должна забыть все, что пережила. У скорби нет временных рамок. Нельзя отметить в календаре дату, когда затянется зияющая дыра. Несколько месяцев назад я обратилась к психологу, работающему с горем. Он сказал мне, что я не должна стыдиться печали или гнева. Я стала вести дневник воспоминаний и каждый день учиться принимать утрату. Недавно я была в конюшне и увидела, как на поле с Понибоем общается новая гнедая; на мгновение мне показалось, что это Ребел. Сердце упало. Мне приходится жить дальше, но порой, под настроение, я вспоминаю чудесные дни, проведенные вместе с Ребелом, как он резвился на просторном зеленом пастбище с друзьями, ушедшими в мир иной еще раньше. Я до сих пор чувствую запах патоки и земли, который исходил от него».
Моя знакомая Пэтти Марк – необыкновенная защитница животных. Она написала мне историю о животном, про которое часто забывают. Я рад привести ее в своей книге.
«Мой любимый Принц умер несколько недель назад, и я все еще не смирилась с этим. Этот милый маленький ягненок родился на бойне. Его принесли мне двух дней от роду, и мы провели вместе целых десять лет. Я переехала из дома, где прожила тридцать шесть лет, только чтобы обеспечить ему загон для выгула. Когда Принц умер, приехал мой друг с экскаватором и вырыл могилу в палисаднике моего загородного дома. Приехал мой сын, и мы вместе похоронили нашего любимого четвероногого друга. Как только земля осядет, мы поставим на его могиле большой бетонный вазон».
Я рад, что получил комментарии не только о собаках, но и о кошках. Вот какой историей со мной поделилась Джули Говеган.
«Я кремировала своих кошек после смерти. У меня их было две. Один, Падди, – мальчик. Когда на пол проливалась вода, он смотрел на нее как загипнотизированный. И это прекрасно, потому что все остальное пугало его до смерти. Он был невероятно трусливым котом. Я развеяла его прах в тихом и спокойном озере. Его сестра, Китти, умерла через несколько лет после него. Она ничего не боялась. Мы брали ее с собой на оба океана, и она стояла перед безбрежными водами и не убегала, даже когда накатывали волны. Поэтому я развеяла ее прах в океане. Она прожила двадцать четыре года».
Из историй, которые мы прочитали, можно сделать один вывод: любая кошка, собака и, наверное, даже любая рыба – это индивидуум, отдельное существо со своим характером. «Рыба?» – спросите вы. Да, вспомните, что я писал о ручном иглобрюхе, который привязался к женщине. Мы, конечно, больше говорим о собаках, но это потому, что привязаны к ним сильнее, и потому, что наши виды – гиперсоциальные. А вот рассказ Каролины Мейерс.
«В прошлом году умерли три мои собаки. Две от рака, одна – от аутоиммунного заболевания. Мы похоронили каждую с ее подстилкой или любимой игрушкой. Провели траурные церемонии, вспомнили лучшие черты наших собак, то, чего нам будет не хватать. Поделились самыми забавными, приятными или смешными моментами. Через несколько дней мы поехали в приют и спасли от усыпления собаку. Но все равно обмениваемся с друзьями видео и фотографиями наших ушедших питомцев. В годовщины их смертей мы устраиваем памятные церемонии».
Мне по душе идея спасти собаку из клетки смертников. Какой прекрасный способ вернуть любовь, которую получил от своей собаки. И мне кажется, что нет лучшего способа почтить память питомца, чем поделиться его историей.
Вот что рассказала о своем опыте Зоя Вейл.
«У нас есть участок в собственности, где мы хороним всех наших питомцев. На каждой могиле ставим самый большой камень, какой получится найти, выбиваем на нем имя и другие важные вещи. Прежде чем похоронить питомцев, мы делимся историями о них – всем, что запомнилось или тронуло нас. Рассказываем случаи из их жизни – то, что знаем (почти все они были “спасенышами”). Засыпав могилу, сажаем на ней цветы или кусты. Сын сказал, что мы никогда не продадим участок, поскольку все наши животные здесь».
Когда известный защитник животных Ким Стэлвуд сказал мне, что он тайно похоронил свою Шелли в ее любимом месте, я сначала не понял: «Что это за тайный сад?» Я не предполагал, что у собак есть свои секреты. Меня осенило, когда я прочитал пост одного из своих знакомых на Facebook.
«Мне было восемь, когда пропал мой лучший друг Голиаф. Меня не было: я уезжал на летние каникулы. Я нашел булыжник и нацарапал на нем его имя. Когда мы переезжали, взял булыжник с собой и превратил его в тайный сад. Наверное, истории – это и есть тайный сад в нашем сердце для каждого».
