После первого знакомства с неизведанным, исследования и эксперименты моих студентов (а ныне магистров естественных наук) дали мне понять, что многие предметы, ткани и вещества сильно притягивают пыльцу: человеческие волосы, мех, перья, нейлон и другие синтетические волокна, шерсть, флис (который получают из переработанного пластика), сам пластик и так далее. Чистые на вид вещественные доказательства могут оказаться обильно покрытыми пыльцой, которая, разумеется, совершенно невидима невооруженным глазом – однако я прекрасно осведомлена о ее наличии, и теперь при расследовании уголовного дела никогда не оставлю без внимания ни один предмет. Однажды мне удалось извлечь несколько спор из фонарика, которым пользовался убийца, когда закапывал жертву. Фонарик дал совсем немного пыльцы и спор, однако этого оказалось достаточно, чтобы установить, что он предал тело земле на краю залежного поля – не так много информации, но толковому следователю, который в итоге арестовал убийцу, ее хватило. Палинология порой дает невероятные наводки.
Все это, впрочем, ждало меня в будущем. А сейчас, ничего такого не зная, я должна была придумать, как получить доказательства из куртки парня. Я понятия не имела, с чего начать, но по крайней мере четко понимала, что собиралась найти. Пыльца и споры растений невероятно выносливы. Они имеют внешнюю оболочку из сложного полимера под названием «спорополленин», и у нас до недавнего времени не было уверенности в его точном химическом составе. Как подтвердят некоторые палеоботаники и геологи, при подходящих условиях споры могут сохраняться миллионы лет. Одна моя подруга, профессор Маргарет Коллинсон, извлекла из отложений мелового периода целую пчелу, и в прилипших к ее лапкам пыльниках было отчетливо видно прекрасно сохранившуюся пыльцу, которой было порядка ста миллионов лет, а сохранить ее помогла превратившаяся в камень осадочная порода. Не только в янтаре можно найти древних насекомых.
Чтобы извлечь пыльцевые зерна из ткани, я должна была как-то использовать их феноменальную стойкость. Одно из возможных решений – растворить одежду в сильной кислоте, чтобы осталась лишь пыльца и споры растений. Это сработало бы с хлопком, льном и любыми другими натуральными растительными волокнами, даже если их природная структура была изменена, как в случае с вискозой. Но данный метод был бы неэффективен для синтетических тканей, таких как акрил, нейлон или полиэстер, которые изготавливаются из продуктов нефтяной и угольной промышленности. Куртка была из какого-то флисового материала – по сути из переработанных пластиковых бутылок, и я знала, что не смогу его растворить. В любом случае, это была бы кошмарная работа, а с таким количеством материала еще и практически невыполнимая, не говоря уже об огромных сопутствующих затратах. Нет, нужно искать какое-то другое решение.
Когда я его нашла, оказалось, что оно лежало у меня прямо перед носом. Я, конечно, ученый, но еще и домохозяйка, а когда-то была мамой. Я определенно знала, как очистить одежду от грязи. Нужно поверхностно-активное вещество вроде порошка, который уменьшает поверхностное натяжение воды, чтобы она могла проникать в ткань и вымывать из нее застрявшие частички грязи. Так в чем же здесь разница? Это казалось настолько очевидным. Именно такой процесс происходил в моей стиральной машинке каждый раз, когда я ею пользовалась.
Наверное, вы слышали о принципе бритвы Оккама. Что ж, это был типичный пример его практического применения. Уильям Оккам (1287–1347) был философом-францисканцем, пропагандировавшим «принцип бережливости». Он утверждал, что наиболее простое решение зачастую оказывается правильным. Аристотель высказывал ту же мысль за много веков до него, и она определенно применима к науке, особенно когда имеешь дело со сложными сценариями и множественными вариантами.
Порошок казался самым простым решением, так что я взяла его на вооружение. Я переживала, что влага может стимулировать микробную активность в ткани, и пыльца начнет разлагаться, так что мне было нужно что-то для дезинфекции. Опять-таки, я переживала, что бытовая химия может оказать на палиноморфы негативное воздействие. Мне нужно было какое-то мягкое средство, которое не вызовет их окисления. Как насчет лечебного шампуня? Первым делом мне было необходимо убедиться, что в самом шампуне нет пыльцы. Чрезвычайно маловероятно, но я никогда не проверяла и сомневалась, чтобы это делал кто-нибудь другой. Оказалось, что в лечебном шампуне отсутствуют какие-либо органические остатки, так что я получила хорошее поверхностно-активное вещество и дезинфицирующее средство в одном продукте. Как мне предстояло позже обнаружить, обработка образцов, взятых с разлагающихся тел, лечебным шампунем несет в себе еще одно важное преимущество. Он стерилизует образцы, загрязненные бактериями, вместе с ними убирая и тошнотворную вонь. Просто чудесный продукт для палинолога-криминалиста.
Я купила новые миски из нержавеющей стали и стерилизовала их концентрированным отбеливателем. Он окисляет многие органические молекулы, а также бактерии и грибы – и, кстати, танин, покрывающий внутренние стенки вашего заварочного чайника. Затем я взяла небольшое количество деионизированной воды, которую, хоть она и должна быть изначально стерильной, тоже следовало проверить на содержание пыльцы. Итак, вооружившись разведенным шампунем, я принялась за «стирку». Каждый образец одежды я намыливала, терла и споласкивала, а затем промывала деионизированной водой. Незатейливая методика, однако ничего лучше я не придумала.
После стирки у меня осталась мутная серая суспензия. Было любопытно увидеть, насколько грязной на самом деле оказалась чистая на вид куртка. Когда я закончила работу, получилось пять образцов – два с передней части куртки, два с рукавов и один со спины, – которые мне предстояло сравнить с десятью образцами, взятыми из цветочной клумбы (по пять образцов листвы и земли). Я промыла листья точно так же, как и ткань куртки. После обработки приготовила микропрепараты и не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на них. Мой метод извлечения органических частиц путем стирки определенно сработал: на предметных стеклах было полно палиноморфов. После пяти минут беглого изучения микропрепаратов под микроскопом я уже знала все ответы. Тем не менее результатов простого осмотра для суда недостаточно, и мне было не избежать утомительной идентификации и подсчета всего, что я увидела.
Анализ микропрепарата я всегда начинаю с левого верхнего угла и постепенно перемещаюсь к левому нижнему, постоянно глядя в микроскоп и останавливаясь только для того, чтобы сделать увеличение посильнее для более точной идентификации. Для этого линзы погружаются в масло, а на микроскопе выставляется режим фазового контраста. Если какие-то пыльцевые зерна мне не удавалось опознать сходу, я записывала их координаты на предметном стекле, чтобы позже изучить более внимательно, используя свою обширную коллекцию эталонных микропрепаратов. Итак, от верхнего края к нижнему, а затем опять наверх, сместившись немного вправо, и так снова и снова, стараясь при этом рассмотреть как можно большую область микропрепарата, чтобы исключить ошибку отбора.
В археологии, равно как и в криминалистике, это невероятно кропотливая работа. Я отдала микроскопу часы, дни и недели своей жизни. Требуется огромная концентрация внимания; нужно учесть и зарегистрировать каждую малейшую деталь, будь то пыльцевое зерно, спора гриба, ископаемая спора или микроскопический организм. Необходимость уделять столь пристальное внимание настолько крошечным деталям – настоящая изощренная пытка. Порой проходит вечность, прежде чем удается хотя бы начать выстраивать умозрительную картину местности. Я ищу закономерности, скопления пыльцы того или иного растения. Сегодня же беглый осмотр микропрепаратов еще до начала настоящего подсчета дал мне понять, что именно я ищу: пыльцевые зерна розы, каждая с тремя глубокими бороздками, извивающимися от полюсов к экватору, где расположены выступающие поры, а также пыльцу липы, идентифицировать которую не представляет никакого труда. Ее пыльцевые зерна сплюснуты от полюса к полюсу, по экватору расположены три вывернутые поры, а внешнюю стенку украшают крошечные кратеры. Эту пыльцу обожают студенты, только начавшие изучать палинологию, потому что ее очень просто распознать.
