Семья сильно переживала за старшего брата, которого посадили в тюрьму за убийство соседского сына. Эти люди окружили нас, и отец предложил пройти в главную комнату, чтобы все обсудить. Зачем мы приехали? Какое это имело к ним отношение? Их родственник был в тюрьме, однако «он не сделал ничего плохого». Когда главе семейства сообщили, что я хочу задать некоторые вопросы, возникла неловкая заминка. По мимике и жестам, направленным в мою сторону, я поняла, что проблема была во мне. Женщинам не позволялось садиться для разговора за один стол с мужчинами в главной комнате. Кроме меня, однако, никто не знал, что спрашивать: вопросы, на которые нужно получить ответы, были лишь у меня в голове. Семье объяснили ситуацию, и все пришли к соглашению, что пока я гость, мне можно присвоить почетную мужскую роль. Почетная мужская роль… Вздохнув, я зашла в дом.
За порогом было безупречно чисто, словно в больнице, и каждая поверхность сверкала, даже пол. Стол перед нами был накрыт старой, но очень красивой кружевной скатертью. Перед нами поставили чашки, а вскоре и кофейник. К моему удивлению, мне тоже налили чай. Британские и албанские полицейские, глава семейства и я сидели за столом в этой особой маленькой комнатке, а женщины и дети собрались у входа, не смея переступить порог.
Один из албанских полицейских, переводчик и глава семейства сразу же начали переговариваться. Мы понятия не имели, о чем они говорили, однако они оживленно жестикулировали, и, казалось, атмосфера начала накаляться. Я прервала тираду переводчика, и мужчины от неожиданности вздрогнули. Они не привыкли, чтобы их перебивала женщина.
– Я здесь лишь для того, чтобы узнать правду. Если ваш сын невиновен, то я смогу это доказать. Я не на стороне полиции, я вообще ни на чьей стороне.
Это, разумеется, было чистой правдой, и я частенько думала о том, что лишь моя искренность помогла в тот день всем успокоиться. Глава семейства посмотрел на меня: мне явно удалось до него достучаться. Он сказал, что поможет нам, «чтобы мы могли подтвердить невиновность его сына». Я почувствовала, как в животе образовался комок, который оставался там в течение всего дня.
Я объяснила, что мне нужно взять образцы почвы в саду, чтобы сравнить их с землей на месте преступления. Они были настолько уверены в невиновности своего сына, что оказывали мне всяческое содействие. Пока я ползала на корточках по истоптанным тропинкам в саду, дети следили за каждым моим движением, и по очереди, улыбаясь, подходили ко мне, держа в руках цветок. Я снова почувствовала комок, который на этот раз подкатил к горлу. Это были чудесные люди – очень простые и трудолюбивые. Они отличались от тех, кто попадался мне в городе и в тюрьме. Мне редко приходится иметь дело с родными подозреваемых, и возникшая симпатия, или даже эмпатия, могла привести к когнитивному искажению. У меня могло появиться подсознательное желание доказать невиновность, чего следует избегать любой ценой. Это непросто, но прежде всего я должна быть беспристрастной.
Взяв достаточное количество образцов в саду, я поинтересовалась, где находится ближайший лес. Отец подозреваемого махнул рукой в сторону цепочки крутых холмов на горизонте. Я посмотрела туда. Очень далеко. Тем не менее мне было необходимо составить список видов растительности всех лесных территорий в пределах досягаемости от дома. Судя по тому, что я уже знала, в университете получить перечень видов было невозможно, а мои прежние попытки найти в интернете информацию о растительности страны, а также распределению растительных сообществ на ее территории, не увенчались успехом.
У нас не было другого выхода, кроме как поехать туда, чтобы я лично смогла осмотреться. После обмена любезностями со взволнованным главой семейства наша покрытая пылью потрепанная колонна направилась в сторону гор на горизонте. Поездка казалась нескончаемой, и я непрерывно сканировала глазами растительность. Горы были очаровательными, и я бы с радостью провела здесь денек-другой, отдыхая и собирая гербарий, однако машины останавливались лишь иногда, чтобы я могла выйти и оглядеться.
Когда мы вернулись, мой блокнот был исписан. Самым поразительным результатом оказалось то, что в пределах достаточно большого расстояния от аккуратной маленькой фермы растительность и близко не напоминала ту, что можно было найти вокруг нашего места преступления в Англии.
Я сделала все, что могла, за исключением одного. Мне была нужна обувь кого-то из членов семьи, чтобы сравнить ее ботанический профиль с результатами анализа вещей членов банды, главного подозреваемого и образцов с самого места преступления. Через переводчика Дуги попросил у семьи продать ему пару туфель, кроссовок или ботинок, которые они обычно носили на ферме. В итоге сестра главного подозреваемого предоставила пару грязных ботинок, получив взамен сумму денег, которой ей хватило бы на новую пару дизайнерских туфель. Теперь у меня были все необходимые образцы для анализа. Можно ли теперь исключить какие-либо вещественные доказательства? Есть ли какие-то вещественные доказательства, достаточно похожие на сравнительные образцы, чтобы появилась необходимость еще более тщательного анализа?
Поначалу никаких полезных результатов я не получила. Большая часть обуви не имела никакой связи с местом преступления, и ее можно было исключить. Для сравнения образцов важную роль играло состояние как самой пыльцы и спор, так и фонового материала в моих микропрепаратах. Если все пыльцевые зерна прекрасно сохранились в одной почве, но оказались сильно разрушенными в другой, вряд ли у них мог быть один и тот же источник. Присутствие частиц летучей золы из выхлопов двигателей внутреннего сгорания, скоплений грибных гиф или остаточных следов целлюлозы или лигнина также может охарактеризовать исследуемый образец. Пыльца и споры – не единственные идентификаторы места: фоновая «грязь» на предметном стекле тоже может быть крайне информативной.
Для многих образцов не понадобилось проводить полный анализ, однако некоторые определенно указывали на смешанный лиственный лес умеренной зоны, в котором растет орляк. Каждый из таких образцов подлежал тщательному изучению.
К моему изумлению, в образцах из автомобиля обнаружились следы места, похожего на то, где было захоронено тело, в Албании же места с подобным профилем мне не попадались. Тем не менее я была обеспокоена, потому что картина вырисовывалась немного странная. Замешательство вызывала обувь, проданная нам сестрой подозреваемого. Как вообще она могла дать результаты, похожие на те, что были получены из образцов, взятых из салона машины и на месте преступления? Профиль этих ботинок не соответствовал ни одной албанской почве, с которой она могла бы контактировать повседневно. Требовалось провести дополнительную работу. Я попросила доставить в Великобританию еще одну пару обуви из Албании, которую в итоге выкупили у другого члена семьи. Эта обувь собрала на себе пыльцу и споры из сада отца подозреваемого, и никакого сходства с лесом в Хартфордшире не обнаружилось.
Когда я сообщила об этом следователям, они навели справки и получили весьма любопытную информацию. Сестра призналась, что обувь, которую изначально выкупила у нее полиция, отдал ей брат – последний кусочек пазла встал на место. Судя по всему, именно в этой обуви брат был на месте преступления, и она сохранила пыльцевой профиль леса, несмотря на то, что с момента совершения преступления прошло много времени. Полагаю, сестра ходила в ней только дома, а то и вовсе не носила. Иначе на ботинках нашлось бы больше следов албанской фермы. Можно было лишь строить предположения, однако, судя по всему, покинув злополучный лес, подозреваемый сел в машину, приехал в свой лондонский дом и вскоре после этого отправился в Албанию. По собственному опыту я знала, что, когда едешь на далекое расстояние по Европе и не терпится поскорее добраться до места назначения, подошва, как правило, контактирует в основном с городскими улицами и тротуарами, а затем с коврами или половицами в помещении. Эти поверхности не богаты палиноморфами, и изначальный пыльцевой профиль мог запросто сохраниться во всех трещинках на подошве.
