Стеклышки круглые, оправа без дужек, зато с пружинкой между «очками» — чтобы держаться на переносице методом прищепки.
Я вздрогнула, а окончательно проснувшийся Нико ухватил меня за руку.
Но старый лекарь быстро успокоил ребенка:
— Да не съем я тебя, не съем. И даже не укушу. Что там у тебя? Лапка? Вот и покажи. Не зря же мать с перепугу аж ко мне прибежала. Или зря?
Нико надул губы, но когда я села на лавку, на которую указал старичок, послушно высунул из под лепесточной хламидки забинтованную ногу. Но когда доктор цепуо поймал его за щиколотку и начал разматывать повязку, задрожал и спрятал лицо у меня на груди.
И тут я поняла, зачем Голове-на-плечах помощница со скальпелем. То ли старичок в свое время очень любил закладывать за воротник, то ли его какая болезнь догнала, но руки у доктора тряслись так заметно, что поневоле становилось не по себе. А еще через пару минут я поняла, что этот недостаток не мешает дедушке оставаться гениальным для своего времени хирургом-диагностом.
Он был глазами и мозгами, а руками его стала девушка в фартуке. Глаза у них были очень похожие, так что наверняка дочка или внучка. Ну, или еще какая родственница. Вдвоем они моментально обнаружили зловредный обломок сучка в ране — правильно я его там заподозрила. Дали Нико настойку опия в вине,я только зубами клацнула про себя, но промолчала — не резать же дите наживую. Маленький принц сонно заморгал глазками и отрубился буквально в течении пяти минут.
А дальше я моргнуть не успела, девушка в фартуке р-р-раз и нырнула в рану какими-то страшненькими щипцами, предварительно чуть расширив ее скальпелем. Древесный вредитель полетел в ведро, принцеву лапку промыли, стянули непонятными скобочками — ого! Совершенно незнакомая технология! — и велели мне отсесть в уголок, чтобы оттуда не отсвечивать, пока ребенок не проснется.
Я встала и послушно отправилась на указанную лавочку. Но не дошла. Дверь в смотровую-операционную распахнулась так резко, словно ее открыли пинком. В помещение ввалилась странная компания. И первым делом какой-то щеголеватый молодой парень высмотрел меня.
И удивился:
— Филь-Филь?
— Прошу прощения, — перебил его еще один мужской голос. — всем разойтись! Нам срочно нужен доктор. Брат Этьен ранен. Проходите, брат Этьен!
А я подумала, что здесь сегодня не иначе как собрание странных личностей.
ЛИРЭН
В королевские времена в центре города в светлое время были запрещены все экипажи, кроме кареты его величества, кареты королевы, гранд-епископа и еще десяти фаворитов. На самом деле льготных карет было тридцать — тирания. Остальные, если хотят гулять по городу, не пачкая ног, могут нанять портшез.
Когда короля свергли, то портшезы отменили — люди не должны носить людей, это же неравенство! Пешком ходили недолго, кареты сначала разрешили самым важным добродетельным шишкам, потом каретами и флажками-пропусками обзавелись человек сто — не тирания же!
Портшезы так и не вернулись. Поэтому несчастного раненого с вилкой в пузе тащили в кресле, прикрыв шторой для приличия.
Я шел чуть в стороне, болтая с Сычихой. Она совершенно справедливо считала себя виноватой в этой истории и хотела узнать, чем та закончится.
— Брат маршал, — просила она, — я дурочку накажу, когда найду… Вы просто расскажите всем, что она наказана, чтобы ее никто не тронул.
— Приговор вынесен, — напомнил я. — Кто осмелится что-нибудь добавить к нему, сам окажется под судом. Научи девиц бить таких кавалеров… они сами поймут куда. У меня был правильный приют: полез мальчик к девочке не спросясь, получил туда — не в обиде.
Разговор прервался, так как мы пришли.
Капитан Джарнет три раза дернул шнур звонка — фирменный знак Братства: три удара, три звонка, каждый через два сердечных такта. Выучить его несложно, и не сомневайтесь: если так постучать — хоть в бурю, хоть в мороз, за полночь, в дверь любого постоялого двора, — отворят без вопроса. Но тому, кто не в Братстве, так стучать не советую. Уже скоро придется отвечать — кто тебе разрешил? Придется извиняться, каяться, плакать, платить и радоваться, что все легко обошлось.
Вот и сейчас дверь открылась почти сразу. На пороге стоял парень с закрытой книгой в руках и с испуганным лицом. Но все же спросить он решился:
— Разве сейчас ночь?
— Ночная рана, — удостоил я его ответом.
Больше ничего сказать я не успел. В поле зрения влетела карета с флажком Совета — я сразу понял, что флажок настоящий, а не купленный. Не успела она остановиться, как с подножки соскочил молодчик в мундире со значком в виде перекрещенных молота и мотыги, символов созидания, с которыми он уж точно никогда не имел дела.
— Именем Совета, — зычно крикнул он и влетел в здание, оттолкнув привратника.
— Братья министры дозаседались до приступа геморроя? — проворчала Сычиха. — Чего стоим? Мы же первые пришли.
Братья вышли из оцепенения и понесли кресло ко входу. Чтобы у дверей столкнуться с группой, вышедшей из кареты. Первым был телохранитель-масочник, обе руки которого лежали на клинках и стволах, скрытых под мундиром. Второй вел под руку самого умного и опасного министра в Городе. Креслоносцы были на шаг ближе к двери, поэтому все же успели втиснуться.
Что же касается нас, то мы, к сожалению, оказались столь близко, что не заметить друг друга было невозможно.
— Надеюсь, — усмехнулся брат аристократ, — ваши Клинки пришли к хирургу не за данью?
С аристократами надо говорить по-господски. Я вспомнил все уроки хорошего тона, полученные в тех или иных случаях жизни:
— У вас превратные представления о моих друзьях. Мы не обижаем ни раненых, ни лекарей, а пришли, чтобы исцелить последствия…
— Раздела добычи? — прервал меня Этьен с непринужденностью салонного острослова, способного с фехтовальной точностью разрубить чужую фразу.
— …незначительного инцидента, — закончил я. — Раны у ночных воинов — обычное дело, а вот что с вами, гражданин блюститель? Неужели ваши споры на Советах, э-э… столь остры, что нужна помощь хирурга?
Похоже, и я умею говорить как аристократ!
— Меня не интересуют подробности вашего инцидента, — холодно заметил собеседник, — вас не должны интересовать подробности моего.
В эту секунду лестничное окно над нашими головами открылось, в нем показалась голова горластого молодчика в мундире.
— Брат Этьен, нужно немедленно…
Голова исчезла, адъютанта, секретаря, или как еще называют шестерку министра, оттащили от окна и там показалась свирепая рожа Джарнета.
— …кое-кому кое-что объяснить, — проворчал он.
— Нам следует подняться, пока у хирурга не появилась неотложная работа, — заметил министр и направился к двери.
