Лепесточников не оставят в покое. Даже если мы не попадемся перекупщикам с нашим левым каналом лекарского сбыта, эти жадные господа рано или поздно захотят увеличить барыши. И первым делом исключат из цепочки такое своевольное звено, как лепесточный народец.
Когда беда случится, угадать невозможно. А поэтому лучше быть готовыми в любой момент. Я зря подумала, что абсолютный минимум удобств у этих людей — от страшной бедности и неумения заработать чуть побольше денег. Нет, сложно было, конечно, особенно когда скупщики откровенно обманывают с ценами.
Но все равно, это не единственная причина аскетизма. Просто чем меньше ты имеешь, тем меньше потеряешь. А еще — дальше и быстрее убежишь, когда настанет момент.
Первый пожар в рощах лепесточников многому научил. Пусть важные господа и простые горожане считают их странности синонимом дикости и глупости. Они ошибаются. Лохматый народец тысячелетиями выживал рядом с проклятыми землями не просто так.
А еще они, вопреки первому впечатлению, очень сплоченное общество. Которое умеет собраться в единый кулак и если не ударить, то хотя бы отвести чужой удар. Умеет собрать и проанализировать слухи, чужие мысли, болтовню и даже взгляды.
Правда, пока старейшины загадочного народца еще не знали, куда им увести своих людей. Но они думали над этим и даже, как я поняла, отправили какое-то количество разведчиков в разные концы известных им земель. Лепесточники собирались уходить надолго, обрывая все связи с другими людьми.
И именно поэтому не хотели обзаводиться нужными, но громоздкими вещами.
— Тут дело такое, Лина, — грустно рассуждала Франсю. — Привыкли мы с горем пополам, но обходиться малым. Трудно было привыкать, больно. А приноровились как-то. И теперь что — сейчас вещичек накупим, а к хорошему-то тело в момент прильнет. И снова через боль бросать все? Не хочется…
— А и без припасов уходить опять же страшно. — С другой стороны костра завозился Луи. — Думать надо… сильно думать.
Вот теперь, встретившись с Магали, я усиленно думала, как завещал наш лохматый Луи. Который даже в голове не держал, что они с Франсю уйдут одни, без нас. И припасы, которые он мне наказал запросить за почки, больше касались будущего выживания Нико, ну и моего. А лохматые лешие, по их словам, обойдутся малым.
Встряхнувшись, я еще раз переворошила в голове эти воспоминания и деловито принялась перечислять Магали, чем именно она может теперь расплачиваться за почки:
— Нам нужно сухое мясо, знаешь, такое, тонкими полосками? Чтобы с прожилками сала обязательно. Вот прямо мешка три можешь этого мяса притащить, сколько бы оно ни стоило. Потом… ага. Гороховая мука. Мешок. Мазь, вон ту, универсальную, для заживления любых ран. Сухие пилюльки, все три вида. Сушеные овощи. И фрукты можно. Ткань, только шерстяную и самую толстую-теплую, какую найдешь. Кожу, погрубее и попрочнее, с одну овчину…
— Уходить собрались? — спросила вдруг Магали, которая до этого спокойно чиркала что-то на клочке бумаги, словно ей вполне хватало лунного света и того тусклого, словно одинокий светлячок, фонаря, что горел в половине квартала от места нашей встречи.
— Скорее, зимовать, — уклончиво ответила я.
Ну да, зима здесь очень относительная, во время нее даже цветы не перестают цвести. Точнее, не переставали раньше. И настать она должна еще через несколько месяцев.
Магали остро глянула в мою сторону, лунный свет отразился в ее зрачках. Потом она вздохнула и почему-то оглянулась, прищурившись на тот самый одинокий фонарик. Показалось или там кто-то зашевелился?
В любом случае лучше лишний раз не нарываться. Я подцепила Магали за локоток и живо утащила ее в кусты. Обычно сюда никто из жителей города уже не заходил. Я сама видела: буквально три шага от границы рощи — и незваный гость начинал задыхаться. А ведь это всего лишь горожане, из тех, что победнее, старались собрать жалкие ошметки хвороста, чтобы растопить дома плиту. Видимо, совсем нищие, раз рискнули.
Магали сначала открыла рот и вытаращила глаза, как рыбка, которую вынули из аквариума. Потому что я ее на те три шага вглубь и затянула. Но вдруг удивленно моргнула и застыла столбом.
— Там кто-то был, лучше не рисковать, — на всякий случай объяснила я. — Давай я тебя проведу до другой улицы… я тут уже присмотрелась немного. Бросай тележку, уходи сегодня налегке. Я тебе ее выкачу под утро куда-нибудь поближе к дому, потом заберешь.
— Как так? — отчего-то шепотом спросила девушка, положив руку себе на горло.
Потом она оголила запястье и принялась считать себе пульс. Об остальном Магали, кажется, забыла.
ЭТЬЕН
На родителей я не жаловался ни в детстве, ни во взрослые годы. Во-первых, они не отдали меня в Благородный пансион, считая, что там подростки учатся преимущественно порокам. Еще как были правы! Во-вторых, дома я почти не шалил, домашние учителя радовали отца рассказами о моих успехах, поэтому он на меня почти не обращал внимания. Гуляет мальчик по саду, сидит в беседке за книгой — и славно.
Родители очень удивились бы, узнав, что в беседке за раскрытой книгой в сыновьем камзоле сидит кухонный или конюшенный мальчишка, разглядывает картинки и поедает оставленный ему мармелад. А я, в его куртке и надвинутой на глаза шляпе, слоняюсь по окрестным улицам.
Ни разу не разоблачили!
В этот вечер мне пригодилась детская сноровка. Я выбрал самый подходящий ночной костюм — смотрителя фонарей. Он бродит по улицам с крюком на недлинном шесте и, увидев погасший фонарь, подтягивает вниз, чтобы вернуть темноте почти бесполезный, но привычный огонек.
Как блюститель Созидания, я знаю, что три года назад в городе горели три тысячи ночных фонарей, а нынче — всего полторы. Но профессия сохранилась и сегодня я ее представитель, в черном плаще, с большим ранцем за плечами и багром в руках. Конечно, с официальным жетоном фонарного смотрителя на плаще и более важным жетоном на камзоле под плащом. А также при шпаге и коротком клинке для левой руки. Времена неспокойные, враги Свободы не дремлют, как фонарщику гулять безоружным?
Чтобы разговорить осведомленных встречных, в потайных карманах было другое универсальное оружие — россыпь золотых и серебряных монет. Чтобы не сбить дыхание рядом с пустошью — как следует вдохнуть охапку цветов и сунуть щедрую пригоршню лепестков в карман.
Остается понять, для чего мне понадобилась эта детская авантюрная прогулка. Ответ, наверное, тоже в детстве. Не люблю, когда мне угрожают. Поэтому, когда добродетельный диктатор намекнул, какие меня ждут неприятности, если обнаружится, что я как-то связан с пропавшим ребенком, я решил сам разобраться, что происходит на пустоши. Найти ту самую лепесточницу с мальчишкой и…
Что дальше, я не знал. Необходимо подтвердить догадку, а уж решение придет само.
— Крошка, ты согласна?
Катланк внимательно посмотрел на меня. Если я правильно умею читать выражение мордочки своей большой и длинной кошки, она согласилась. Но приняла свое решение и скрыла от меня.
