Но прошло какое-то время, рассказывает Х. Диксон, и они оказались в тюрьме
[635]. У Файсала ал-Давиша полностью изъяли его имущество, включая лошадей и верблюдов. Племя ал-мутайр лишилось своего священного стада черных верблюдов (ал-шурраф), а также верховых верблюдов и лошадей, включая породистых самок и жеребцов. Забрали даже мулов, не оставили ни одного. То же самое наказание понесло и племя ал-‘аджман. У его правящего семейства конфисковали 2/3 стада домашних животных и всех лошадей.
Шейх Файсал ал-Давиш, сообщает Х. Диксон, умер в Эр-Рияде, в темнице, 3 октября 1931 г., от сердечного приступа. Был он, по словам полковника, настоящим вождем пустыни, лидером среди шейхов кочевых племен
[636]. Прогуливаясь по тюремному двору с шейхом ал-Хизлайном, почувствовал себя плохо. Оправившись, заходел повидаться с Ибн Са’удом, но тот с ним повстречаться не захотел. Тогда шейх Файсал попросил передать Ибн Са’уду, что «прощает ему все то плохое, что между ними было». И добавил: «Кто прав, а кто виноват в их споре, — рассудит время и покажет Судный день».
Чувствуя угрызения совести, Ибн Са’уд направил в Кувейт, к вдовам шейха ал-Давиша и его сестрам, гонца. Повелел ему известить оставшихся без мужа и кормильца женщин, что отныне они могут считать себя его сестрами, и полагаться на него, всегда и во всем. Дал им дома, верблюдов и домашний скот
[637].
Из воспоминаний Вайолет Диксон, супруги Харольда Диксона, английского политического агента в Кувейте, следует, что во время прощальной встречи с шейхом Файсалом ал-Давишом Х. Диксон обещал ему присмотреть за его семейством — 37 женами и детьми. И слово свое сдержал. Принял и разместил их в своем доме, то есть в здании английского политического агенства. Притом не только жен, но и сестер шейха с их детьми. Там они проживали до тех пор, пока он не договорился с шейхом Ахмадом о предоставлении им отдельного дома
[638]. Других женщин племени ал-мутайр с их детьми, которые остались без мужей, шейх Ахмад разместил в Красном форте в Эль-Джахре.
Экономическая ситуация в Кувейте в период 1923–1937 гг. оставалась довольно сложной. Судите сами. Основу экономики шейхства составляли торговля, морская и караванная, жемчужная ловля и судостроение. До Великой депрессии из Кувейта на «жемчужную охоту» в сезон лова выходило 750–800 парусников. Мировой экономический кризис 1929–1939 гг. крайне негативно отразился на жемчужном промысле. Спрос на жемчуг резко упал, доходы сократились в разы. Ужалось в связи с этим и судостроение. Заказов на строительство судов стало намного меньше. Нелегкую ситуацию эту серьезно усугубляла сохранявшаяся торговая блокада Кувейта со стороны Неджда. Многие известные арабские историки называют ее экономической войной, развязанной Ибн Са’удом против Сабахов
[639].
Для Кувейта она явилась настоящей катастрофой. Лишила владельцев лавок и оптовиков большого числа клиентов из числа кочевников и купцов Неджда, прервала торговлю с Эль-Касимом. Со времен обустройства порта в Кувейтской бухте оттуда регулярно уходили торговые караваны с товарами для ‘Унайзы и Бурайды, где располагались главные рынки Эль-Касима. Торговцы Кувейта имели в этих двух городах давних деловых партнеров. В коммерческом отношении Эль-Касим и Неджд в целом представляли для Кувейта интерес больший, пожалуй, чем даже Ирак.
В течение всех лет торговой блокады бедуины Неджда пытались, то и дело, прорвать ее. Но шпионы и приграничные сторожевые посты Ибн Са’уда были начеку. Жесткое преследование «ослушников» охлаждало пыл даже самых отчаянных и бесшабашных кочевников.
В складывавшихся неблагоприятных обстоятельствах некоторые семейно-родовые торговые кланы Кувейта занялись контрабандой, в том числе нелегальным ввозом золота в Индию. Разбогатели.
До 1946 г., то есть до начала нефтяной эпохи Кувейта, контрабанда золота в Индию приносила торговцам неплохую прибыль. Закупали золото в Южной и Восточной Африке, а также в Бейруте, на главном в то время рынке золота в арабском мире. «Золотые транспорты», то есть суда, вовлеченные в контрабанду золотом, прибывали в Индию из портов Аравии практически еженедельно. Оплата товара производилась в индийских рупиях.
Разрослась и приобрела вес в торговом сообществе Кувейта артель местных водовозов. В то тяжелое для шейхства время «изворотливость ума», по выражению хронистов, проявил мореход-новатор Султан ибн Махмуд. Он нагрузил свой крупнотоннажный океанский парусник (доу) пустыми деревянными бочками, сходил к устью Шатт-эль-Араба, наполнил их питьевой водой и привез в Кувейт. Разгрузив бочки на пристани в Шувайхе и наполнив водой тамошний резервуар, взятый им в ареду, занялся продажей воды. Бизнес оказался прибыльным. Его примеру последовали еще несколько владельцев судов, стоявших в Кувейтской бухте без дела. К концу 1930-х годов они учредили компанию по управлению новым, разросшимся к тому времени «флотом водовозов», как его называли жители Кувейта. Одно судно доставляло 8500 галонов воды. Компании принадлежало три огромных резервуара, построенных на побережье Кувейтской бухты
[640].
В записке о торговле Кувейта, подготовленной в 1926 г. английским политическим агентом майором Дж. Мором (занимал эту должность с 1920 по 1929 гг.), приводятся следующие данные. Население столицы не превышало 50 тысяч жителей, в том числе 10 тыс. персов, 4 тыс. зинджей (негров-африканцов). Проживало также несколько торговцев-евреев и 2–3 христианина, мигрировавших из Ирака. Большая часть населения являлась арабами-суннитами. За фунт стерлинг давали 15 индийских рупий. Ввоз — в основном из Индии, Ирака и Южной Аравии — оценивался (в фунтах стерлингах): 1923–1924 г. — 625 064; 1924–1925 г. — 495 972; 1925–1926 г. — 448 014. Вывоз составил в те же годы (в фунтах стерлингах): 1923–924 г. — 276 541;1925–1926 г. — 246 746. В экспорте доминировали жемчуг и кожи, а в реэкспорте — чай и сахар
[641].
К 1930 г. торговля в Кувейте оказалась на грани стагнации. Отчеты британских дипломатических миссий показывают, что ввоз сахара и чая, к примеру, двух основных товаров в торговле с бедуинами, на долю которых до установления торговой блокады Кувейта приходилось 25 % сумарной стоимости ввоза шейхства, к 1929 г. упал не менее чем на четверть, по сравнению с 1922 г.
[642].
