Настоящий мужчина это тот, поучают аксакалы своих внуков, кто питает отвращение ко лжи и неблагодарности, гордыне и тупости; кто выказывает почтение родителям и старшим; кто демонстрирует мужество и отвагу, любовь к свободе и родной земле; кто ценит преданность друзей. Марают мужчину, чернят его честь и достоинство, добавляют они, зависть и легкомыслие, и, конечно же, долги, даже если они не больше одного динара.
Человек умный, говорят бедуины, должен контролировать язык и чувства. Ведь недаром народная мудрость гласит: «Язык твой — конь твой. Не удержишь его — он тебя сбросит».
Дородность среди бедуинов, делится своими знаниями обычаев и нравов аравийцев-кочевников консул Российской империи в Багдаде А. Адамов, «считается уродством и преследуется насмешками»
[759].
С началом нефтяной эпохи трудиться в городе уже не являлось для кочевника делом зазорным, но при условии неучастия в работах, запрещенных обычаями и традицией. Он не должен был, к примеру, подряжаться на работы, связанные с добычей и гашением извести, что и поныне считается у бедуинов «занятием нечистым». Рассказывают, что повстречал как-то раз, у городских ворот, шейх Мубарак бедуина с осликом, груженного известью. Каким-то внутренним чутьем узнал в нем члена племени ал-‘аджман. Остановился и напомнил ему, что мужчинам из племен «благородных» не пристало заниматься таким грязным делом, как гашение извести. Тот ответил, что для того, чтобы выжить, ему не оставалось ничего другого. Шейх Мубарак дал ему денег, но повелел покинуть город, и никогда не возвращаться в него, заметив напоследок, что бедуин чернит честь и достоинство своего племени.
В былые времена бедуин из «благородного» племени, перебиравшийся в город, предлагал свои услуги шейху в качестве гвардейца-телохранителя. Это не перечило правилам и кодексу чести жителя аравийской пустыни. Бедуин носил оружие, не занимался тяжелым трудом, принимал участие в войнах и газу.
Бедуин, селившийся в городе, пишет Захра Фрис, никогда не покидал своего жилища, не набросив на плечи бишт, аравийскую плащ-накидку. И сегодня, видя на горожанине-кувейтце бишт в летнее время года, знайте — человек этот из «благородного» племени, «араб чистокровный»
[760].
У бедуинов, вспоминали дипломаты Российской империи, нет чувства времени. Если поговорка россиян гласит: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, то в аравийской пустыне считают, что не следует спешить с тем сегодня, что может подождать до завтра. Солнце восходит и заходит, говорят бедуины, день приходит и уходит. Все в этой жизни предначертано Аллахом! Спеши не спеши — все в руках Господа! Если есть какое-то дело, то его спокойно можно отложить на завтра.
Каждый семейно-родовой клан в племени имел знатока древа рода, а племя в целом — хранителя легенд и сказаний, а также толкователя обычаев и традиций предков. Как род, так и племя носили имена их прародителей.
У каждого рода были свой боевой клич (тамга) и отдельный участок земли на племенном кладбище. Такой же боевой клич, но уже общий для всех родов, существовал и у каждого племени.
Среди известных семейно-родовых кланов Кувейта, из которых традиционно избираются шейхи проживающих на его территории кочевых племен, следовало бы назвать следующие: клан ал-Ша’лан в племени бану рувалла, клан ал-Хаззал в племени ал-‘амарат, и клан ал-‘Арай’ир в племени бану халид
[761].
Шейх племени, ответит любой аравиец на соответствующий вопрос иноземца, — это «отец своего народа», живое воплощение мураввы, то есть человек, наделенный лучшими качествами бедуина, аравийский идеал мужчины.
По традиции предков, шейхов в племенах Аравии избирают из семейно-родовых кланов, стоявших у истоков образования племен.
Но чтобы возглавить племя, претендент должен доказать, поступками и делами, что достоин статуса вождя. Продемонстрировать, что обладает лидерскими качествами, «изворотливостью ума», силой духа и воли, и что ему сопутствует удача.
В прошлом шейха среди его соплеменников, встречавшихся путешественнику в пустыне, выделяли разве что ярко цветные седельные вьюки, то есть переметные сумы, васм (клеймо) его рода на оружии, да пучок страусовых перьев на копье.
Для того чтобы управлять «людьми стен и шатров», то есть горожанами, представленными коммунами торговцев, мореходов, ловцов жемчуга и рыбы, и кочевниками, двумя разными по нравам и наклонностям сообществами, требовались недюжинные способности. Потому-то правителями Кувейта из правящей династии Аль Сабах становились, как правило, личности яркие, авторитетные и уважаемые среди населения, оседлого и кочевого.
Шейх руководил перекочевками племени. Выступал арбитром во внутриплеменных спорах и тяжбах. Надзирал за соблюдением племенных обычаев и традиций. Представлял племя в сношениях с другими уделами и племенами, и от имени племени принимал почетных гостей. Объявлял войну и заключал мир.
Решения по сколько-нибудь важным для племени вопросам шейх принимал только на основании результатов их обсуждений с «седобородыми», то есть со старейшинами семейно-родовых кланов и родоплеменных колен.
При судебных разбирательствах шейх опирался на советы ‘арифов, то есть знатоков обычаев и традиций аравийской пустыни и родословных семейно-родовых кланов. Если соплеменник проигры вал дело и, будучи приговоренным к штрафу, не соглашался с решением, озвученным шейхом, то должен был незамедлительно покинуть племя.
Каждое племя, писал Буркхардт, помимо вождя и ‘арифа, имело еще и ‘акида (военачальника). Выступал им, как правило, шейх. Если же роль ‘акида исполнял другой человек, то во время военного похода шейх, наравне с другими воинами племени, беспрекословно повиновался приказам ‘акида.
Глиняные таблички с текстами, обнаруженные археологами во дворце ассирийского царя Ашшурбанипала (правил 669–627 до н. э.) в Ниневии, датируемые 650 г. до н. э., неоднократно упоминают о набегах на земли Южной Месопотамии «воинов-пустынников». Люди эти из «края песков», говорится в текстах, дорожат честью. Горды и независимы. Чтут мужество и отвагу. Занимаются разведением верблюдов. Отличаются выносливостью и терпением
[762].
Также отзываются об арабах Аравии в своих книгах, повествующих об истории, культуре и этнографии, флоре и фауне Кувейта, Харальд, Вайолет и Захра Диксоны, лучшие, на взгляд автора этой книги, описатели обычаев и традиций кувейтцов. Отмечая честность и отзывчивость коренных жителей Кувейта, они акцентируют внимание на их отзывчивости на беды и горести соседей и соплеменников. Воровства среди них, рассказывает Вайолет Диксон, не наблюдалось и вовсе, пока Кувейт не наводнили мигранты. Тогда же обокрали и их дом. Случилось это в 1946 году. Харальд Диксон обратился к губернатору, и попросил его дать ему следопыта. Желательно, из племени ал-мурра, дабы по оставленным следам он обнаружил вора. Следопыт вскоре прибыл. Тщательно осмотрел всю территорию у их дома, и сказал, что воришку надо искать среди прислуги. Тогда губернатор столицы, шейх ‘Абд Аллах ал-Мубарак, распорядился препроводить прислугу Диксонов во двор здания городской администрации. Следопыт попросил, чтобы песок на небольшом участке, примыкавшем к входу в это здание, тщательно расчистили, пригладили и велели каждому из прислуги пройти по нему, один за другим. Внимательно присмотревшись к оставленным на песке следам, бедуин вынес вердикт. След последнего, кто здесь прошел, заявил он, оставлен вором. Выяснилось, что им оказался повар Гулям, мигрант. Напарника своего, на наличие которого указал следопыт, он так и не выдал. Год просидел в тюрьме. Украденные драгоценности, к сожалению не нашли. Были среди них, по словам Вайолет, два дорогих, памятных для нее жемчужных ожерелья и бриллиантовый браслет — подарки шейха Бахрейна и короля Саудовской Аравии. Но вот что интересно, два меча в богатых ножнах, врученных полковнику Х. Диксону королем Ибн Са’удом, воры не взяли. Посягать на оружие в Аравии, кроме как на оружие противника, поверженного на поле боя, строжайше запрещено. За это карают сразу, без суда и следствия
[763].
