Воровство в Аравии — это грех, скверный и мерзкий. Кража, по традиции предков, ложится позором не только на лицо, ее совершившее, но и на весь его род и все племя. Арабы Аравии считают, что человек наследует не только имущество своих предков, но и память о них соплеменников, добрую и дурную.
Во времена джахилийи (в эпоху язычества) гласит одно из сказаний коренных жителей Кувейта, проживал в землях Северо-Восточной Аравии один отчаянный исполин-кочевник. Славился он своей силой необыкновенной и тем, что мог проникнуть ночью в любой охраняемый город, в любой дворец и дом в нем, открыть любой замок и вскрыть любую дверь. Был он, ко всему прочему, человеком умным и осторожным, добросердечным и отзывчивым. Все, что грабил, раздавал людям бедным и неимущим. Обчищал только горожан богатых, скупых и жадных. Звали разбойника Мухаммадом ал-Харами.
Однажды, на спор, он проник по крышам домов в жилище очень богатого и знатного торговца в одном из крупных портовых городов. Внимательно осмотрелся, и увидел в темном углу, под лестницей, большой красивый резной сундук, запертый на какой-то замысловатый замок. Подумал, что в нем-то, должно быть, и держит торговец свои сокровища — драгоценности и монеты, золотые и серебряные. Вскрывать сундук в доме, чтобы нечаянно не нашуметь, не решился. Взвалил его на спину (а был тот бедуин, как мы уже говорили, мужчиной удалым и сильным), перебрался через ограду, и знай, как звали. Исчез, растворился в ночи, как мираж в пустыне. Отдышавшись, вскрыл сундук, и обнаружил в нем красивую девушку, настолько прелестную и стройную, что глазам своим не поверил. Просто оторопел от того, что увидел. Когда же пришел в себя и протянул к девушке руку, то неожиданно сзади нее возник сахра, джинн-дух, в образе разъяренного льва. Бросился на него, не ведая, конечно, о силе и удали Мухаммада, и тот сразил его кинжалом, одним ударом. Когда же молодец-удалец опять попытался приблизиться к девушке, то все повторилось сначала. И так три раза кряду.
Испуганная девушка, молчавшая все это время, вдруг заговорила. Сказала, что если молодой человек поклянется, «честью и лицом своим», что не причинит ей ничего плохого, то она расскажет ему, что с ней приключилось. Мухаммад поклялся. Тогда-то девушка и поведала ему, что она — дочь эмира. Была помолвлена со своим кузеном, которого не любила, и не хотела выходить за него замуж. Накануне свадьбы укрылась у соседки-подруги, в том самом доме, куда он проник, и спряталась в том самом сундуке, что он утащил. Прошу тебя, молвила девушка, верни меня вместе с сундуком туда, где взял. Мухаммад, не проронив ни слова, просьбу девушки тотчас же исполнил.
Когда принцесса исчезла, то во дворце возник переполох. Гвардейцы эмира обыскали все дома в городе, обшарили каждый угол и щель во дворце, но принцессу так и не нашли. Свадьбу, понятно, отложили.
Очутившись опять в доме подруги, принцесса под покровом ночи пробралась во дворец, и на утро предстала перед отцом. Поведала ему, что, не желая выходить замуж за нелюбимого человека, пряталась все это время у друзей, у кого именно — не раскрыла. Дочь отец выслушал, но настоял на своем. Сказал, что дал слово просившему ее в жены кузену, и не сдержать его, как она понимает, не может.
Свадьбу сыграли. Молодого мужа после гуляний друзья его препроводили, согласно традиции, до брачных покоев, где он и стал дожидаться жену-принцессу. Вскоре подруги привели туда и ее. Какое-то время молодожены сидели друг напротив друга, не двигаясь. Но как только он встал и направился к ней, возникла между ними, откуда ни возьмись, огромная крыса, и бросилась на него. Тот испугался настолько, что забился в угол, и больше не пытался даже взглянуть в сторону жены, не то, что приблизиться к ней.
На следующую ночь произошло то же самое. Только крыса была побольше, а муж испугался еще сильнее, и в страхе бежал из брачных покоев, и укрылся в соседней комнате.
На третью ночь все опять повторилось. Не в силах больше терпеть это, муж принцессы отправился к эмиру, и известил его обо всем происшедшем.
Эмир послал за дочерью, и она повторила ту же историю, точь в точь. Более того, открылась и насчет дерзкого разбойника. Поведала отцу о том, что когда она бежала из дворца, то большой сундук, в котором она пряталась, стащил из дома подруги силач-разбойник, дерзкий и отчаянно храбрый, тот, о котором говорит вся пустыня. О том же, что в сундуке — принцесса, он не знал и не ведал. С восторгом описала, как мужественно и отважно он дрался с джиннами-духами, оборачивавшимися разъяренными львами, как трижды побеждал их, не в пример ее мужу, забившемуся в угол, едва увидев прыгнувшую на него огромную крысу.
Эмир, наслышанный, о дерзком разбойнике, который, согласно народной молве, все изъятое им у богачей раздавал беднякам, захотел повидаться с ним. Поинтересовался у дочери, узнала бы она его, если бы увидела. Принцесса ответила утвердительно.
Долго потом эмир ломал голову над тем, как заманить удальца во дворец, и придумал. Повелел глашатаям пройтись по городу и объявить горожанам о предстоящем «веселье великом». Непременно побывать в кофейных и чайных домах города, на площадях и рынках, в караван-сараях и припортовых винных погребках. Известить о грядущем веселье кочевые племена.
Стали готовиться. Забили десять верблюдов и бессчетное количество овец. Столы накрыли в необычном по форме для аравийских дворцов зале, длинном-предлинном, с двумя входами-выходами по обоим концам. С одной стороны зала двери отворялись на улицу, а с другой — на очень узкий проход, пролегавший между домами, сырой и грязный, куда сливали нечистоты.
У дверей, выходивших на улицу, через которые гости должны были проходить в зал, эмир распорядился усадить на шесте пойманную его охотниками огромную хищную птицу, пугавшую всякого, кто на нее глядел.
Люди прибывали и прибывали. Подходили к распахнутым дверям зала, где стояли столы, уставленные дорогой посудой, видели птицу … и сразу же интересовались у стражников, нет ли другого входа. Те предлагали им проследовать в зал через черный вход, с противоположного конца. Обувь свою, запачканную к тому же грязью, гости оставляли, как это принято в Аравии, у порога.
Через какое-то время у главного входа появился рослый молодой бедуин, богатырского телосложения и приятной наружности, с тростью погонщика верблюдов в руках. Увидев птицу при входе, что-то ей громко прокричал — и она больше не проронила ни звука. Он вошел в зал. Легкие сандалии, сшитые из кожи газели, оставил у дверей.
Слуги начали вносить на огромных медных подносах запеченное мясо, обложенное горячим, не остывшим рисом. Брать еду руками, пока она не остынет, никто из гостей не решался. Ни вилок, ни ложек, ни столовых ножей аравийцы в то время не знали. Только молодой бедуин, огромного роста и крепкого телосложения, коим был разбойник Мухаммад, вынул из-за пояса кинжал, отсек им кусок мяса от поданного к столу ягненка, и, насадив его на лезвие другого кинжала, начал есть. Эмир, заинтересованно присматривавшийся ко всем тем, кто находился в зале, конечно же, обратил внимание и на этого бедуина, вошедшего через главный вход. Когда пиршество уже близилось к концу, встал со своего места, подошел к нему и поинтересовался его именем. Я — простой кочевник, ответил тот, известный в своем племени под именем Мухаммад. Рис у меня есть, а вот мяса мало. Но сегодня я досыта наелся им, на празднествах, устроенных для народа моим эмиром. За что и хотел бы поблагодарить его. От всей души сказать ему спасибо за то, что не забыл он пригласить на гулянье весь свой народ, людей знатных и простых, богатых и бедных.
