В доисламские времена, рассказывают арабские историки, воинов племени в схватке с врагом часто воодушевляли на поле боя либо жрецы, восседавшие на белых верблюдицах, либо самые красивые молодые девушки племени, чаще всего — дочери шейхов, располагавшиеся в паланкине чести племени, в маркабе Исма’ила.
Предание гласит, что, соорудив для жены своей первый в Аравии маркаб, чтобы удобно ей было передвигаться на верблюде по пустыне, Исм’аил, сын Ибрахима (Авраама), прародитель «благородных» племен Верхней Аравии, сразу же стал использовать его и в сражениях — в качестве боевого символа своего рода. Восседала в нем во время сшибок с врагом его прекрасная любимая жена, вдохновлявшая мужчин их рода на дела ратные.
Спустя какое-то время несколько маркабов позаимствовали у Исма’ила для своих племен два посетивших его шейха из Нижней Аравии. Так маркаб Исма’ила с сидящей в нем во время боя дочерью шейха племени, сделался непременным атрибутом каждого кочевого племени Аравии и его отличительным знаком во время сражений, а девушка в нем — живым знаменем племени.
Когда вспыхивали войны между племенами, свидетельствует в одной из своих поэм Антара, величайший поэт Древней Аравии, то женщины первыми призывали мужчин отправляться на схватку с врагом, «возбуждали их на дела ратные», на «поступки доблести, мужества и чести» во имя защиты родных и близких, семьи, рода и племени.
Если два племени брались за оружие и сходились на поле боя, сообщают историки прошлого, то с той и с другой стороны присутствовала среди них девушка из знатного семейно-родового клана, «отличавшаяся мужеством, красотой и красноречием». Одетая в богаты одежды, с непокрытым лицом и распущенными волосами, сидя в маркабе Исма’ила, установленном на белой верблюдице, окруженная плотным кольцом всадников, каждая из них представляла собой «центр своего войска». Величали ее бедуины «девушкой-знаменем». Задача ее состояла в том, чтобы «устыжать трусов и воспламенять храбрых». Воины побежденного племени, те из них, кто находился в оцеплении «девушки-знамени», дрались до последнего. Высочайшей честью для воина-аравийца было защитить «живое знамя» своего племени и племенной маркаб. Передавался он из поколения в поколение, и хранился как зеница ока. Если войско того или иного племени оказывалось побежденным, а мужчины, охранявшие девушку-знамя и маркаб племени, — поверженными, то девушка, сидевшая в нем, дабы не попасть в руки врага, «ломала себе шею»
[782].
Когда воины племени ал-‘аназа, к примеру, или ал-рувалла вступали в схватку с врагом, рассказывает Х. Диксон, то в маркабе Исма’ила, разукрашенном перьями птицы на’ам (аравийского страуса), восседала одна из дочерей шейха племени. Верблюдицу, с маркабом на ней, привязывали к врытому в песок металлическому шесту, чтобы животное не убежало. Отступать разрешалось только до маркаба. И там стоять насмерть, защищая «девушку-знамя» и «судно лет», как бедуины называли свой племенной маркаб.
Говорят, что такой маркаб имелся в войсках эмира Ибн Са’уда, в битве при Джарабе (январь 1915 г.), и в войсках шейха Мубарака, готовившегося к отражению верблюжьей кавалерии Ибн Рашида, двигавшейся на Джахру в декабре 1901 года. Тогда в маркабе находилась дочь шейха Мубарака, одна из самых «ярких женщин», как о ней отзываются хронисты, в семействе Аль Сабах
[783].
Племя ал-‘аджман, замечает Х. Диксон, использовало маркаб Исма’ила в межплеменных войнах даже в начале 1930-х годов.
Одним из древнейших маркабов Исма’ила в Аравии, сохранившимся до наших дней, владеет якобы племя ал-рувалла. С незапамятных времен маркаб этот — их племенной знак-символ. Установлен он в «центре власти» племени, в головном шатре шейха. Круглосуточно у маркаба несут службу гвардейцы почетного караула. В прошлом ими, по традиции, выступали освобожденные из неволи африканские рабы-исполины, вооруженные копьями, мечами и кинжалами.
Когда шейх принимает почетных гостей племени, то открытые на это время части шатра, где хранится маркаб, защищены снаружи плотно сомкнутым рядом воинов, «живым щитом маркаба». Стоят они молча, не шелохнувшись, внимательно наблюдая за всем происходящим вокруг «обители маркаба», «корабля временных лет племени».
В прошлом утратить маркаб означало для племени то же самое, что лишиться уважения и престижа. На его защиту вставало все племя, и стар, и млад. Случись, маркаб «покидал племя», то есть попадал в руки врага, заменить его новым племя не имело права. Таков закон пустыни. Честь и достоинство племени в таком случае — марались. Маркаб — это бесценный раритет аравийской пустыни, яркий символ его седого прошлого.
Особо почитался в Аравии обычай кровной мести. Он требовал, чтобы кровь убитого была отомщена, притом непременно, и только кровью. Обязанность эта возлагалась на ближайшего родственника убитого. Если убийца «уходил из жизни» по какой-то другой причине, то объектом кровной мести становился его ближайший родственник.
Многовековой закон аравийской пустыни гласил: «Око за око, жизнь за жизнь, пленного за пленного, имущество за имущество». Другими словами, если бедуин убивал кочевника, то родственники убитого имели право «забрать его жизнь». Если же ранил или калечил кого-то, то и сам в наказание «подвергался порче».
По закону «око за око и зуб за зуб», действовавшему в племенах Аравии, ответ пострадавшей стороны должен был быть абсолютно таким же. Иными словами, ответные увечья, ранения и убийства следовало исполнять аналогичным способом, и никак иначе. Если человеку в пылу ссоры рассекали, скажем, саблей левую руку, то и отвечали тем же — такой же «порчей» левой руки, и только саблей.
При набегах, сообщает Х. Диксон, бедуины закрывали лица головными платками, оставляя открытыми только глаза. Это «давало им чувство безопасности». Вселяло уверенность, что, убив или ранив кого-то, но, будучи неопознанным, они смогут избежать кровной мести.
Если кровь кочевника, убитого во время газу, обычаи и традиции аравийской пустыни выкупать позволяли, то кровь шейха племени компенсировалась только смертью лица его убившего, и никак иначе.
По неписаным законам пустыни «неисполнение кровной мести ложилось пятном позора» на весь семейно-родовой клан убитого. Чалма черного цвета на голове бедуина означала, что человек этот нес обет кровной мести
[784].
Самым благородным занятием мужчины в племенах Аравии считалось в прошлом участие в газу. Во время набегов на становища несоюзных племен бедуины изымали друг у друга скот, оружие, рабов и одежду. При налетах на торговые караваны забирали у купцов товары. Такие налеты предпринимали перед рассветом, пишет в своем сочинении «История арабов» известный российский востоковед А. Крымский, когда люди, по выражению кочевников, «напившись сна, теряли чуткость»
[785].
