— бадан — легендарное грузовое судно оманских торговцев «черной костью» (рабами);
— бакара — судно для прибрежной перевозки грузов в шейхствах Договорного побережья (нынешние ОАЭ) и в Омане.
В 1904 г., когда в Кувейте, по словам Дж. Лоримера, ежегодно спускали на воду не менее 20–25 судов
[875], на сооружение крупнотоннажного океанского судна уходило месяцев десять, а небольшого парусника (в зависимости от его размера и предназначения) — от месяца до четырех.
К концу 1930-х годов со стапелей судостроительных верфей в Кувейте ежегодно сходило уже до 50-ти судов разных типов. Строили их исключительно вручную. Особым спросом у заказчиков из шейхств Прибрежной Аравии и портов Персии пользовались крупнотоннажные кувейтские суда.
Парусник бугала, построенный в XIX веке Хуссайном Марафи, стал впоследствии судном-памятником. Его установили на набережной Кувейта — в честь местных корабелов и мореходов. Он внесен в Книгу рекордов Гиннеса как самое большое в мире деревянное судно этого типа.
Двумя знатными кланами корабелов в «уделе Сабахов» кувейтские историки называют семейства ал-Халаф и ал-‘Уста’ад. Первое из них славилось своими мастеровыми, а второе, выражаясь современным языком, — дизайнерами. Специализировались оба этих клана потомственных судостроителей из арабов-шиитов на сооружении парусников для «жемчужной охоты» и рыбной ловли.
Чаще всего новому судну, спущенному на воду в Кувейте, давали, по традиции, имя его капитана: бум «Ахмад», к примеру, или джалибут «’Абд Аллах».
Женщин и детей к судоверфям охранники не подпускали. Согласно древнему поверью, бытовавшему среди судостроителей-бахарнов, если женщина перешагивала через лежавший на песке киль для строившегося корабля, то судно ожидала беда, а один из членов экипажа должен был погибнуть — «отдать свою жизнь за жизнь рожденного ребенка».
Женщина же, делавшая это, могла забеременеть и родить. Что, собственно, и влекло бесплодных замужних женщин на судоверфи.
В 2002 г. британские археологи обнаружили в северной части побережья Кувейта фрагменты парусника цивилизации ‘Убайд. Возраст этого тростникового судна, вымазанного изнутри битумом, — около 7 тысяч лет. Там же, в местечке Эль-Субийа, они нашли и вылепленные из глины фигурки лодок, служившие древним мореплавателям талисманами-оберегами. Ученые полагают, что в седом прошлом стоянку в Эль-Субийа древние мореходы использовали для отдыха и для ремонта своих судов. И что на этот случай они могли хранить там запасы тростника.
Основным источником жизни арабов Прибрежной Аравии до начала нефтяной эпохи являлся жемчужный промысел. Если во время «жемчужной охоты» суда того или иного из шейхств подвергалась нападению пиратов, то это больно ударяло по доходам всего населения этого шейхства
[876].
Перед 1-й мировой войной на жемчужный промысел из Кувейта ежегодно выходило до 700 парусников. Суммарная численность их экипажей (ловцов жемчуга, «тягачей», то есть подъемщиков, и матросов) составляла от 10 до 15 тыс. человек. Если же говорить обо всех шейхствах Прибрежной Аравии, то в «жемчужной охоте» в 1905 г., к примеру, участвовало 3411 парусников, с суммарной численностью экипажей в 64 390 человек. В 1915 г. из Кувейта, для сравнения, на ловлю жемчуга отправился 461 парусник, с Бахрейна — 900, из Дохи (Катар) — 350, из Дубая — 335, а из Шарджи — 200
[877].
До конца 1920-х годов жемчужный промысел был одним из основных видов коммерческой деятельности Кувейта. Однако к концу 1930-х годов, когда из-за разразившегося мирового кризиса спрос на жемчуг резко упал, в море на ловлю жемчуга выдвигалось уже не больше 330 кувейтских судов
[878].
Впервые жемчуг в бассейне Персидского залива люди обнаружили у берегов Дильмуна, нынешнего Бахрейна, занимаясь ловом рыбы. Из-за белизны и яркого свечения на солнце жемчуг сделался у дильмунцев, а потом и у других народов Прибрежной Аравии атрибутом культовых обрядов и талисманом-оберегом любви и счастья. Древние аравийцы называли жемчуг «камнем чистоты и искренности». Верили в то, жемчуг облегчает женщинам роды, оберегает семьи и сохраняет любовь мужчины к женщине. У народов Древней Аравии жемчуг считался символом «чистого сердца», добрых помыслов и намерений, судьбы и невинности. Его приносили в дар богам. Владыки Ассирии брали дань с арабов в подвластных им землях Аравии жемчугом и благовониями. Жемчуг, говорится в сказаниях автохтонов Аравии, — это слезы жителей Рая, а самые крупные из перлов — слезы счастья Венеры, богини любви и плодородия.
В клинописных табличках шумеров, датируемых 2300 г. до н. э., жемчуг, поступавший с Дильмуна в Шумер, фигурирует под именем «рыбьего глаза» или «камня счастья из Горького озера», то есть Персидского залива.
Легенда арабов Аравии гласит, что у Маймуны, крылатой лошади, сотворенной Господом из белого мускуса, которая спустила на землю Адама, одно крыло было из жемчуга, а другое — из кораллов.
В Древней Аравии жемчуг ценился очень высоко; являлся непременным атрибутом захоронений (его клали на глаза покойника). Воины-аравийцы инкрустировали жемчугом рукоятки мечей и кинжалов, вшивали их в игалы (обручи для удержания головных платков) и кожаные шлемы, веруя в то, что жемчужины уберегут их от ран и «даруют радость победы».
Самое древнее из жемчужных ожерелий, сохранившихся до наших дней, обнаружено археологами в саркофаге персидской принцессы в зимнем царском дворце в Сузах. Ему более 2400 лет. Хранится оно в Лувре.
В Древнем мире жемчуг пользовался спросом повсюду. Моду на жемчуг в Риме ввел Помпей Великий (106–48 до н. э.). Историк Плиний (23–79) сообщает, что во время одного из триумфов Помпея в торжественной процессии несли портрет императора, вышитый аравийским жемчугом, и 33 украшенных им венца-короны. «Обласканный» Помпеем, жемчуг стал в Риме символом богатства и высокого статуса в обществе. Эксцентричный Калигула (12–41) украсил роскошным жемчужным ожерельем… шею своей любимой лошади, произведенной им … в сенаторы. По словам Плиния, жемчуг занимал первое место в списке «дорогих вещей» у жителей Рима.
Португальцы знали о жемчужных богатствах Персидского залива задолго до покорения Ормуза (1515) Афонсо д’Албукеркой, «неистовым конкистадором Востока». Тверской купец Афанасий Никитин, бывавший на Ормузе, называл этот остров-царство «жемчужным рынком мира» и «знатным пристанищем торговым», где «все, что на свете родится, — есть». Мануэл I Счастливый (1469–1521), король Португалии, направляя Афонсо д’Албукерку к берегам далекой Аравии, наставлял его непременно разыскать Бахрейн и захватить его. Утвердившись на Ормузе и в Южной Аравии, Афонсо писал своему властелину: Ормуз повергнут. Вскоре падет к ногам Лиссабона и знатный Бахрейн, а вместе с ним отойдет Португалии и все остальное, что есть в «море персов».
