В 1810 г., когда ваххабиты утратили контроль над Бахрейном, они попросили своего союзника, Рахму ибн Джабира, а также шейха катарского союза племен совместно напасть на Бахрейн. О готовившемся ими вторжении узнал шейх Кувейта, и незамедлительно направил на помощь роду Аль Халифа крупный отряд кувейтских кораблей. Сражение, разыгравшееся вскоре у побережья Бахрейна, арабские историки называют одним из самых ожесточенных в истории межплеменных морских схваток арабов в бассейне Персидского залива.
Повествуя об этой «сшибке кораблей», Ибн Бишр пишет, что объединенные силы бану ‘утуб потеряли во время боя семь судов и одну тысячу человек убитыми. Многие из затонувших судов ушли на дно из-за прицельных обстрелов их орудиями палубной артиллерии пиратской флотилии Рахмы, точно сориентированных на места хранения бочек с порохом. Среди погибших, по словам Ибн Бишра, значились шейх Ду’айдж, сын эмира Кувейта ‘Абд Аллаха I, и шейх Рашид ибн ‘Абд Аллах Аль Халифа, член правящего семейства Бахрейна, а также представители целого ряда других знатных семейств обоих колен племени бану ‘утуб. Нападавшие, со своей стороны, также лишились семи судов; их потери в живой силе составили 200 человек убитыми. Погиб шейх Абу Хуссайн, вождь катарских племен
[183].
Внешность Рахма ибн Джабир, как описывают его встречавшиеся с ним английские офицеры, имел настолько устрашающую, что она «запоминалась невольно, сразу и надолго». Лицо и тело этого человека, рассказывает в своих «Путешествиях в Ассирию» (1830) Дж. Букингем, было испещрено шрамами от сабельных ударов, стрел, копий и пуль. Одноглазый, в сопровождении отряда исполинов-телохранителей, он приводил людей, попадавшихся ему на пути, буквально в ступор, вызывал у них ужас. Армия флибустьеров Рахмы насчитывала 2000 человек, представленных в большинстве своем освобожденными им из неволи и потому беззаветно преданными ему рабами-африканцами. Его власть над ними путешественник называет абсолютной. Если захватывали в плен членов правящего на Бахрейне семейства Аль Халифа, шедших на судах в Индию, то их забивали и разделывали как животных на бойне; и главным палачом-мясником выступал сам Рахма.
Будучи баснословно богатым, одевался просто. Рубаху, раз надетую на себя, носил до тех пор, пока она не расползалась на куски. Отличить Рахму в кругу его сотоварищей можно было, пожалуй, только по черной повязке на лице, скрывавшей потерянный в бою глаз.
Английского политического резидента в Бендер-Бушире Рахма навещал по крайней надобности: либо по его вызову, либо когда сам наведывался в Бушир на прием к врачу британской резидентуры — для осмотра и лечения ужасно обезображенной левой руки, на которую он, к слову, надел впоследствии серебряный цилиндр.
Легенды об этом пирате, передающиеся из поколения в поколение в племенах Прибрежной Аравии, будь то в Кувейте, на Бахрейне или в Катаре, гласят, что за свою долгую жизнь он никогда и ни перед кем не спасовал. Рассказывают, что одного из своих сыновей Рахма навсегда «вычеркнул из памяти», и никогда больше о нем не вспоминал. Причиной тому — поведение сына в схватке с врагом, когда он дрогнул, отступил и бежал. В назидание всем флибустьерам Рахма собственноручно связал его и выбросил за борт — на съедение акулам. Сыну чудом удалось высвободиться от пут и спастись. Узнав, что он выжил, Рахма заявил, что для него сын-трус умер
[184].
В набеге на любое торговое судно в Заливе участвовало обычно 5–6 быстроходных парусников его пиратской флотилии. Экипажи плененных им бахрейнских торговых судов подвергались поголовному истреблению.
Союз Рахмы с ваххабитами, на территории которых он укрывался, был обоюдовыгодным. Рахма обретал дарованное ему учением ваххабитов право на морские набеги на «неверных» и муширкинов, а ваххабиты, в свою очередь, получали от Рахмы подать — солидный куш от его грабежей, в размере 1/5 с захваченной им добычи. «Разрешенной добычей» для Рахмы являлись и суда персов-шиитов, религиозное учение которых ваххабиты предавали анафеме.
Почувствовав, что империя ваххабитов во главе с родом Са’удов под ударами египетско-турецких войск зашаталась, Рахма тут же встал на сторону турок. Принимал участие в организованной ими экспедиции против Дир’иййи, столицы ваххабитов. За что и получил от них щедрое вознаграждение — разрешением на основание своего поселения все в том же прибрежном Даммаме. Там он возвел хорошо укрепленный форт, подобный тому, что заложил на Ямайке Генри Морган, известный английский пират и капер. Для египетско-турецких властей Рахма в то время представлял определенный интерес. Они именовали его своим «морским сторожевым псом» у «черного хода» поставленной ими на колени, сломленной и поверженной империи Са’удов.
Жизнь «флибустьерского царства» Рахмы в Даммаме продолжалась недолго. Верные Са’удам племена бедуинов обрушились на возведенный им форт и стерли его с лица земли.
Рахма бежал и укрылся в Персии, суда которой до этого нещадно грабил. Но шах имел на Рахму планы — хотел использовать пирата в качестве инструмента для возвращения утерянного им Бахрейна. Потому-то и дозволил осесть в своих землях. Оттуда Рахма начал совершать морские набеги на города и порты Прибрежной Аравии. Отбил даже на какое-то время свой «пиратский удел» в Даммаме (1818).
Однако век его близился к концу. Сильно состарившийся, почти слепой, ветеран пиратов все никак не мог освободиться от сжигавшей его ненависти к семейству Аль Халифа. В 1826 г. в водах Залива произошла их последняя схватка. Будучи отрезанным от своих кораблей бахрейнской флотилией, Рахма бесстрашно ринулся напролом. Когда стало ясно, что сражение проиграно, что пленения и позорной смерти не избежать, — он взорвал «Гатрушу», его корабль, собственными руками. Помимо самого Рахмы и преданной ему команды, на этом ушедшем на дно овеянном легендами судне находились его младший (восьмилетний) сын и телохранитель Таррар, родом из Африки. Так закончился жизненный путь некоронованного короля пиратов Персидского залива, Рахмы ибн Джабира. Сам залив времен Рахмы английские купцы называли, к слову, «Морем горестей и бед».
В заключение рассказа о пиратах Персидского залива, досаждавших торговцам Аравии, Индии и Европы, следует отметить, что действия некоторых из них, особенно Рахмы ибн Джабира и Мир Муханны, отличались, порой, невероятной жестокостью. В 1696 г., пишет в своих воспоминаниях капитан Гамильтон, арабские пираты перехватили судно Британской Ост-Индской компании под командованием капитана Собриджа (Sawbridge), перевозившее лошадей из Басры в Сурат (Индия). Собридж начал, было, спорить с ними. Пираты велели ему попридержать язык, но он не внял их предупреждению. И тогда пираты просто-напросто зашили ему рот — огромной парусной иглой. Заломили за спину руки, привязали к мачте и продержали в таком положении несколько часов. Ограбив судно, сожгли его и пустили на дно. Капитана с его командой усадили на лодку и бросили в море, на произвол судьбы.
