В 1907 г. шейх Мубарак сдал в аренду, навечно, британскому правительству земельный участок на побережье в районе Шувайх, что в двух милях на запад от города Эль-Кувейт (за 6000 рупий в год). Это обеспечило английский флот удобной якорной стоянкой в северной части Персидского залива. При заключении договора шейх Мубарак настоял на включении в него статьи о признании английским правительством статуса Кувейта (в тогдашних границах шейхства) как независимого удела во главе с шейхом Мубараком, его преемниками и наследниками из семейства Аль Сабах. Англия, согласившись с тем, что только шейх Мубарак, его наследники и преемники, и только они, управляют всеми внутренними делами Кувейта, в том числе связанными с портовыми и таможенными сборами, обязалась никаких пошлин и платежей на арендуемой ею у Кувейта территории не взимать. Вместе с тем сохранила за собой право отказаться от аренды и расторгнуть договор в любое время (что, собственно, и сделала, в 1922 г.)
[328].
Подписание договора об аренде состоялось в то время, отмечал Х. Диксон, когда вопрос о прокладке Багдадской железной дороги в Басру и дальше, в Кувейт, все еще не был снят с повестки дня деятельности турок в Южной Месопотамии. Участок земли, взятый в аренду у Кувейта, имелось в виду превратить в морскую базу с угольной станцией для английских судов, военных и гражданских. Обладание этим участком земли, свидетельствует Х. Диксон, позволяло англичанам не только наблюдать за положением дел в самой Кувейтской бухте, но и обеспечивало, в случае надобности, беспрепятственный проход к Ра’с-эль-Казиме, месту строительства на северной стороне бухты планировавшегося немцами (совместно с турками) железнодорожного терминала. Иными словами, ставило Ра’с-эль-Казиму под прицел палубной артиллерии английского флота
[329].
В период новой политики Санкт-Петербурга в зоне Персидского залива, «политики дела» (конец XIX — начало XX столетия), много разного рода слухов было связано и с проектом русского графа Капниста, приобретшего, как писала европейская пресса, у турецкого правительства концессию (30 декабря 1898 г.) на строительство железной дороги Триполи-Хомс-Багдад-Басра-Кувейт
[330]. На самом деле ни российское правительство, ни российский капитал не имели к этому проекту никакого отношения. За спиной графа Капниста, кузена посла России в Вене, стояли англичане в лице компании, образованной весной 1898 г. при активном участии известного венгерского финансиста Ретчизнера (Retchizner). Барон Капнист выступал лишь номинальной фигурой, служил ширмой для английского капитала. Его специально поставили во главе компании, чтобы дезориентировать правительство России и предотвратить тем самым возможность выступления Санкт-Петербурга против данного проекта
[331].
В августе 1898 г. министр иностранных дел России граф Михаил Николаевич Муравьев (1845–1900) информировал русского посла в Константинополе о том, что «группа Капниста представляет собой замаскированное предприятие английского капитала». Отметил, что граф Капнист «действует в интересах британской компании», и что строительство железной дороги Триполи-Багдад является «давнишним желанием Англии» соединить Средиземное море с Евфратом. Дорога эта, резюмировал М. Н. Муравьев, — не в интересах России. «Она направлена против нас как в экономическом, так в особенности и в военном отношении»
[332].
Более того, в марте 1899 г. И. А. Зиновьев получил указание «осторожно убедить» турецкое правительство в том, чтобы оно отклонило просьбу барона Капниста о предоставлении ему концессии
[333].
Как только англичане узнали, что их задумка с бароном Капнистом не сработала, рассказывает востоковед Г. Л. Бондаревский, они тут же заменили его венгром Ретчизнером, переписав на него доверенность по управлению компанией.
Интересная страничка в богатой событиями хронике времен правления шейха Мубарака, хорошо освещенная, кстати, в документах Архива внешней политики Российской империи, связана с проживанием в Кувейте, под защитой рода Аль Сабах, шейха ‘Абд ал-Рахмана ибн Файсала Аль Са’уда с его семейством.
Потерпев поражение в схватке с Рашидитами за власть в Неджде, он с семейством вынужден был скрываться
[334]. Вначале — в Эль-Касиме, в землях (даире) племени ал-‘аджман. Зная, что за голову его назначена крупная награда, шейх ‘Абд ал-Рахман понимал, что кто-либо из бедуинов, посещая рынок, мог прослышать об этом, и польститься на такое предложение. Поэтому он переправил членов своего семейства на Бахрейн, под личную опеку и защиту правящего там семейства Аль Халифа. Сам же укрылся в пустыне Руб-эль-Хали, в племени ал-мурра
[335].
Племя это, отгороженное от внешнего мира песками, вело патриархальный образ жизни. Слыло свободолюбивым и воинственным. Имело репутацию лучших воинов пустыни. Славилось знанием троп в аравийских песках и дерзкими набегами на караваны. Преследовать их с захваченной ими добычей в известных только им песчаных гаванях-дюнах решались немногие.
Во время пребывания на Бахрейне сильно заболел ‘Абд ал-‘Азиз, младший сын шейха ‘Абд ал-Рахмана, — подхватил лихорадку. Лечили его там врачи миссии Датской реформаторской церкви Америки. Оправившись от болезни, ‘Абд ал-Азиз тут же попросился к своему отцу, в племя ал-мурра; и провел с ним среди кочевников два года. Познал навыки жизни в пустыне. Познакомился с ее животным и растительным миром. Приобрел знания об обычаях, традициях и нравах бедуинов. Обучился мастерству следопыта, искусству верховой езды и владению оружием.
В 1893 г., получив от шейха Кувейта соответствующие заверения насчет их опеки и защиты (‘аман), шейх ‘Абд ал-Рахман, равно как и другие члены семейства Аль Са’уд, укрывавшиеся на Бахрейне, перебрались в Кувейт. Там, наконец, и объединились, прожив много лет врозь.
Турецкие власти в Месопотамии, отмечал в своем сочинении «Ирак Арабский» русский дипломат-востоковед А. Адамов, «не могли не осознавать всей опасности пребывания в Кувейте, лежащем под боком у Басры, столь беспокойного эмира» из династии Са’удов, вождей ваххабитов, «исконных врагов Турции». Приют, предоставленный семейством Аль Сабах противнику Рашидитов, являвшихся союзниками и вассалами Турции, вызывал серьезную обеспокоенность в Константинополе еще и потому, говорит А. Адамов, что связь Кувейта с Османской империей была «весьма непрочной»
[336].
